Люций проснулся. Вернее, не столько проснулся, сколько вернул своё сознание в реальность из мира грёз, в который ввергал себя подобно людям, проваливающимся в сон, но, в отличии от них, ему не было нужды делать это для поддержания жизнедеятельности.
Однако, в этот раз он действительно проснулся. Ломящее чувство в затылке, куда, казалось, намедни пыталась прокопаться бригада шахтёров с буром, давало понять, что, похоже, именно так всё и было. К счастью, оно начало быстро проходить по мере того, как демон приступал к оценке обстановки как снаружи, так и изнутри.И если к убранству комнаты, где он невесть как оказался, претензий не было ровным счётом никаких, то вот к своему собственному физическому состоянию вопросы как раз были, и оно было именно что физическим. Люций чувствовал себя смертным чуть более, чем когда-либо, больше, чем когда ради забавы принижал свою сущность до уровня простого человека, чтобы временами, когда ему это хотелось, почувствовать то же, что чувствуют существа из плоти и крови. И сейчас из плоти и крови был он сам, но уже не по своей воле, а по чьей-то, что для демона, коему всю его неисчислимую по продолжительности жизнь никто никогда не указывал и не принуждал, было в диковинку.
Рука машинально коснулась шеи в самом эпицентре ей боли и сразу же нащупала странное - словно кто-то в шутку прилепил туда гладкую монетку, да так прилепил, что не отдерёшь. Видимо, оно и болело, будучи внедрённый в самое естество горба. Но как и, главное, кто мог это сделать? Люций не чувствовал присутствия себе подобных сущностей родом с вотчины, откуда был изгнан. Это было нечто совершенно иное и незнакомое, хотя антураж ничем не удивлял - комната в футуристичном стиле, в светлых тонах и мягкой неоновой подсветкой. У дизайнера был хороший вкус и собственный звездолёт, потому что одна из стен являла собой панорамное окно, дающее прекрасный вид на звёздную бездну открытого космоса. И тишина.
Но вот взгляд начал цепляться за детали, и первым делом в поле зрения попал журнальный столик посреди комнаты, на котором возвышалась украшенная красным бантом бутылка вина без этикетки, но зато с прикреплённой к горлышку запиской.