Алексей начал с того, что внимательно обшмонал карманы пулеметчиков, убитых разрывом гранаты Яна и пулеметом с БА-10. Они были простыми солдатами, и потому "радости" при них также были солдатскими - фляжка со шнапсом, вытекающим через трещину от осколка гранаты, три пачки немецких папирос, со всех - полсотни марок денежного довольствия, которое они по какой-то причине припасли на "после операции". Вполне целой оказалась губная гармошка одного из фрицев - видать, весельчаком был. А еще при одном оказался вполне презентабельный кисет и курительная трубка, возможно - трофеи Остландской кампании. На кисете была надпись по-польски, какая-то дарственная. Следующим на очереди оказался трофей самого Алексея - тот самый офицер, что спрятался от огня советских воинов за будочкой у моста. К своему удивлению, Алексей узнал, что вовсе он и не офицер. Видимо, это был просто хороший стрелок и бывалый солдат, поскольку был призван в Вермахт аж в 1937м году. При нем обнаружились игральные карты, пакет с какими-то сушеными колбасками со специями, плитка шоколада и аккуратно сложенный плакат, на котором Алексей, взглянув мельком, обнаружил обнаженную фрау. И еще три запаянных пакета с чем-то плоским и круглым, вроде резинки. Этот парень привык воевать с комфортом. Что ж, отвоевался.
Наглядная демонстрация преимущества вооруженного человека над безоружными пленными заставила немцев изрядно струхнуть. Все пленные попятились к машинам, и готовились бежать. Толпа немцев была напугана до предела, тем более, что никто не понимал, чего же от них хочет этот страшный русский. Их собственные командиры рассказывали о зверствах красноармейцев. О том, как те убивают собственных детей, лишь бы они не достались в руки немецкого солдата! На свою беду, никто из саперного взвода не знал ни слова по-русски, и, пожалуй, единственным шансом для них было бежать, в надежде на то, что сосед будет не так быстр, как ты сам. И вдруг произошло сразу несколько событий.
Раз - и Ян отвесил плюху Алексею, назвав того вымышленной фамилией
Два - и палец снайпера непроизвольно дернулся, нажимая курок.
Выстрел! Но прицел сбит ударом политрука, и пуля чиркает в кабину грузовой машины.
Пленные решили, что это и есть знак к побегу... Но третьего выстрела, чтобы их остановить, не потребовалось.
- HALT! - Тот парень, с которым успел поговорить Андрей, гаркнул на своих же товарищей, и тут же крикнул Алексею
- Я умим чески! Слышим те. Кдыж будеш млувит помалу, услышиш и ме. Нестржилей. Чо се ти стало с наши смрти? Чо ти шчешь ведат?
Оставшиеся пленные жались к грузовику, будто он мог их спасти. Может быть, и так. Может быть. Но почему-то они послушались того, кого только что назвали предателем. И почему-то он только что спас их от позорного расстрела в спину. Зачем он это сделал? В чем было его предназначение? Зачем шел по земле чех с немецкой фамилией и славянской рожей, зачем держал в руках винтовку Маузера, зачем стрелял в тех, кто был ему родней собственного командира? И зачем теперь он так легко помогал тем, кого еще утром он должен был убить? Многие вещи на войне совершаются вдруг.
Вдруг - и ты бежишь в атаку под пули, горланя "УРА!", потому что все побежали - и ты побежал!
Вдруг - и ты убиваешь безоружного, потому что такие, как он, или просто те, кто носит такую же форму, убили таких, как ты.
Вдруг - и ты пишешь донос на хорошего, в общем-то, человека, потому что вчера поймали трех диверсантов, и ты уже не разбираешь, где пролегает линия фронта, так надежно отделявшая "своих" от "чужих".
Вдруг - и ты падаешь на вражеский пулемет, чувствуя даже не осколки свинца в своем теле, а жар раскаленного ствола, а пулеметчик продолжает жать гашетку, но друзья, твои друзья, все двадцать, а то и тридцать человек - они живы, и участок фронта теперь ваш, и ты сделал то, ради чего родился.
Может быть, этот самый чех, чьего имени до сих пор никто не знал, родился именно для этого момента.
А может быть и нет. Ведь на войне никто не знает, зачем он рожден, и когда за ним придет смерть.