Зверь, говоривший с матушкой-мышкой, забрался обратно в своё греховное и мрачное убежище - с беззвучным перестукиванием и жужжанием он соскользнул с глаз, внутреннего взора Ливелия, будто сполз вниз по позвоночнику, как отвратительный жёлтый паук, и просочился в насыщенный человеческой кровью желудок драконианца, чтобы остаться там до следующего сеанса общения с крылатым гулем. Зверь этот, что подселился во все ткани тела потомка Симеона, был смирен и послушно вонзал смыслы и приказы в матушку-мышку именно с той интонацией, с какой и велел его хозяин, Ливелий. Но никакой благодарности за чудесное явление общения с животным Зверь, это бесплотное, присосавшееся к уму и душе монаха чудовище о сотне жёлтых рук и тысяче тонких пальцев, не получил. Зверь этот, демон с бело-жёлтой шкурой, тяжёлым, как наковальня, клювом и выпученными в припадке вечного голода глазами, как пленённый волей и верой в Господа раб, лишь тихо ворочался в необъятном брюхе и сквозь немёртвую плоть хозяина глядел на Поликарпа.
Глядел на гесианца и Ливелий. Пустым, может быть, слегка уставшим взглядом.
- Не помешаете. Федрос смыслит в воинской науке.
Драконианец, привычно удерживая в себе злобу и ярость Зверя, подразумевал этот ответ со спокойным и терпеливым тоном, однако из его деформированного горла вырвался совсем уж хищнические стук и перещёлкивание, почти перешедшее в рычание. Похоже, невидимый демон, толкающий Ливелия на поглощение крови детей Сифа, так изъявлял свои адские страсти. Монах пообещал себе заняться голосовыми связками сразу же по решению проблемы с донжоном, Венсиславом и Поликарпом. Сделать свой голос более... мягким, может быть?
- Гмммммм... Не хочу обидеть.
Ливелий не желал плутать по окрестностям дворца в поисках скрытого пути из него, следуя одной лишь удаче. Он благоразумно пустил летучую мышь-матушку, чтобы та смирно сделала важное открытие за хозяина. Однако и подчиняться трусу, лжецу и колющему уши своим раздражающим детским голоском пустозвону, Поликарпу, потомок Симеона был не намерен. Сие жалкое существо изо всех силенок металось от смеха к скорби, от свободы к добровольному заключению в лагере Тавроса.
Но когда-нибудь оно наконец прозреет и поймёт, что Ливелий не покинет его общества, пока правда о монастыре Св. Иераклия не будет выяснена. Посему, искать лаз из донжона придётся. Или... делать вид, что два монаха ищут его в ожидании мышки-матушки.
Ливелий издал гудящий гортанный звук и ещё раз ткнул Зверя своей волей в его бело-жёлтый бок. Чудовище вздрогнуло и немедленно протянуло свои уродливые хитиновые лапы к глазам, ушам, носу, языку и ледяной коже хозяина, своими греховными прикосновениями сбрасывая со всех пяти чувств драконианца оковы посредственной людской остроты. Зримое монахом будто захрустело и обрело недоступную для любого человека глубину, тысячи звуков, что были привычны лишь уху животных, Господу и ангелам его, достигли его, запах костров в лагере едва ли не делал больно, перемешиваясь с ароматами ночных трав, потом солдат и трусливой вонью Поликарпа.
- М-мы пойдём... - промычал Ливелий, подняв свою трость, и начал медленно вести ей по воздуху горизонтально, прицеливаясь, чтобы в какой-то момент ткнуть в сторону холма, оврага или же подозрительных руин вокруг дворца. Божественно острое зрение могло подвести монаха, но он и не надеялся на его точность. Необходимо было лишь создать для гесианца впечатление, что поиски лаза начаты вопреки его незрелым опасениям.