Бонко Боггервилль растерянно вертел головой, переводя взгляд на каждого говорившего. Противоречивые чувства боролись в его душе.
Тем, кто проделал такое с детьми, нет прощения. Бонко с содроганием представил себе ужас и отчаяние человеческих детенышей, очнувшихся в этом мрачном подземелье, чтобы подвергнуться страшным истязанием. Лицо мертвого мальчика слишком красноречиво свидетельствовало о пережитых страданиях. Ему все равно суждено было умереть? Вздор! Всем смертным отмерен конечный век, и в больницу здоровые не попадают, но карга явно недооценивала силу людских чудотворцев вроде Присциллы, способных побороть хворь, которая могла бы показаться этим уродцам смертельной. Да и трудно было поверить, что ночные лазутчики тщательно выбирали, а не просто хватали ближайшего к окну ребенка. Бонко был там и не заметил сложной процедуры отбора.
Он также представлял себе горе несчастных родителей. Да, дети умирали часто. Но одно дело - оплакать любимое чадо, правильно отпетое в церкви, чья невинная душа устремляется в рай, а на могилке растут красивые цветочки, и совсем другое - потерять ребенка в сумраке неизвестности, растерзанного злыми подземными карликами, лишенного души, да еще и обращенного в одного из них. Нет, цверги были злом, абсолютным Злом, непримиримыми врагами человеческой расы.
Но... Бонко Боггервилль не был человеком. Уж кому как не ему было знакомо отчаяние малого народца, обреченного на неминуемое вымирание и забвение. Да, хоббитам еще повезло - им не приходилось жить под землей и сторониться солнечного света, и не надо было похищать детей, чтобы воспроизводить свой род. Но все равно они были подозрительными чужаками людям, которые множились как саранча и, словно лесной пожар, занимали места, ранее принадлежащие другим народам. "Вы злые! И на людей не похожие, и души у вас нет! И вы, и эльфы, и дварфы - все только мешают нам, людям, жить спокойно, и беды все от вас идут" — явственно вспомнил хоббит слова злого мальчишки, который простодушно выразил отношение среднего обывателя ко всему чуждому и непонятному. И вот он, Бонко Боггервилль, столкнулся с представителями древнего народца, которых такое отношение не устраивало, и которые готовы любой ценой бороться за свое выживание. Может ли он осуждать их?
Он поглядел на Джошуа, которому, наверное, сейчас было труднее всего. Его мироощущение, должно быть, изрядно пошатнулось, столкнувшись с таким, о чем не было сказано в Священном Писании. Если только речь не шла о самом владыке преисподней. Бонко осторожно подергал монаха за рукав:
— Они - зло, брат Джошуа. Но зло не побороть другим злом, ты же знаешь, — хоббит говорил слабым шепотом, — Поможем им, и они скроются на долгие века, а люди будут свободны сразу от двух напастей. А души детей ведь все равно попадают в Рай, ведь они были безгрешны, правда?