Пепел. Аль-Эрра отчетливо представляла, как появилась на свет. В волнах бесконечной лавы и вспышках вулканов, среди жаркого воздуха, выдуваемого гейзерами из-под земли. Среди циклопических осколков обсидиана и каменистой безжизненной почвы отдельные искры столкнулись в воздухе, закружились в огненном танце и, ударивший поток жаркого воздуха, раздул из этого огонька пламя, впоследствии получившее имя "Аль-Эрра". Агни-Малакар, её горячо любимая родина. Край, где невозможно определить, когда извергается очередной вулкан, а когда — двое ифритов сталкиваются на горном плато в попытках показать свою силу. Потоки лавы, раскалённые до бела камни. И пепел. Пепел всегда был в воздухе, так что когда она впервые вышла в море, то закашлялась с непривычки от того, что в том, чем она дышала больше не было ужасной смеси серы, гари и копоти.
Море стало для неё второй родиной. Амбициозной Эрре было тесно среди ущелий и хребтов Агни-Малакар. Жестокая земля не могла похвастаться изобилием занятий и развлечений, тем более какими-то богатствами. Конечно, в таких условиях наверняка в горной породе покоилось множество драгоценных камней и других даров природы, но что толку от алмаза размером с ноготь большого пальца, если единственное развлечение — кидать их на спор в лаву, у кого он больше раз отскочит по поверхности, прежде чем утонет и расплавится? Нет, она мечтала о большем. Агни-Малкар закалил её. Море дало свободу.
Как и все ифриты, Аль-Эрра была вспыльчива. Амбициозна. Напориста до наглости. Жадна до удовольствий и наслаждений. Её настроение могло меняться быстрее, чем погода в море и единственной эмоцией, которая ей была недоступна было спокойствие. Развивая кипучую деятельность, Эрра будто пыталась испытать как можно больше, словно век ифрита не мог исчисляться столетиями, иногда тысячелетиями. Даже отметив свой столетний рубеж, она продолжала жить сегодняшним днём.
Сбежав с огненной родины на корабль, она научилась многому. Прежде всего, как она считала, научилась жить. Когда Аль-Эрра появилась на "Малютке", корвете с водоизмещением в пятьсот тонн, она больше напоминала ходячий костёр. Обрубки ног парили в воздухе, лицо напоминало безликую маску с прорезями для глаз, вместо волос был обычный костёр. Как её пропустили — для Эрры так и осталось загадкой. Наверное, потому что держалась так уверенно и естественно, что ни у кого не возникло мысли прогнать ходячее бедствие прочь на берег. Она и была сплошной катастрофой: ничего ещё толком не умела делать, плохо контролировала огонь, так что вся команда дружно грозилась "опустить её на дно морское, чтоб потухла немного", уча владеть собой. Постепенно она слепила себя по частям из встречаемых людей. Сама ифрит не знала, почему выбрала именно женский образ. Видимо, чувствовала, что что-то разделяет её и большую часть экипажа корабля, бывших мужчинами. В один из набегов она "украла" лицо какой-то – явно высокородной – дамы, прельстившись строгими чертами лица аристократки. Для неё создание внешности было ещё одним способом узнать, заполучить больше: она забирала черты как понравившуюся вещь. Глаза ей достались от восточной пиратки, с ней она сражалась во время абордажа: узкие, раскосые глаза смотрели жестко, ненавистно, и ифрит утопала в этих эмоциях, пока её клинок тонул в груди противницы. Тело – поджарое, стройное и жилистое, она забрала уже на берегу, при налёте на какой-то форт. Среди заложников была молодая женщина – возможно циркачка или уличная артистка. При ней не нашлось и ломаного гроша – тогда-то Аль-Эрра и обратила внимание на её тело. А острые уши и рога получились как-то сами собой. Она не знала, где их подсмотрела, но длинные огненные волосы отлично смотрелись в обрамлении высоких крутых рогов, и ифрит оставила их как есть. Помимо пламени, заполняющего глаза девушки и огненных волос, о необыкновенном происхождении Аль-Эрры напоминала ещё кожа – темно-серая, с вкраплениями каких-то чешуек, отливавших чёрным металлом.
Вместе с образом приходили и навыки. Она научилась управляться с кораблём, и больше не поджигала такелаж, поднимая паруса или взбираясь по вантам. Ей нравилось сражаться – она приложила всё усердие к овладению абордажной саблей, а затем обзавелась своим оружием – длинным цепным хлыстом, который приноровилась поджигать, перед боем смазав легковоспламеняющимися маслами. Единственное, что так и не пришло – прозвище. Соратники вокруг становились Косыми, Долговязыми, Чёрными Смертями, но никто не звал Аль-Эрру Огненным Хлыстом или Бичом морей. Даже когда она наконец заполучила свой корабль, "Морской дервиш" (водоизмещение почти триста тонн!), и стала уже капитаном Аль-Эррой, это сокровище (а длянеё все вещи мира были сокровищем, которым она желала бы обладать), было увы, пока недоступно.
И вот теперь, после налёта на корабль каких-то торговцев, кажется, из Мезинии, уже две недели её преследуют сплошные неудачи. "Морской дервиш" протаранил барк этих бедолаг под покровом ночи, и спустя полчаса всё было кончено. Среди них был особенно пышно и красиво одетый мужчина – он пытался сделать что-то с причудливой лампой, но прежде чем коснулся её, огненный хлыст обвился вокруг его шеи, и Аль-Эрра легким движением сломала ему позвонок. Лампу она оставила себе – таких ещё она не встречала, и, по рассказам, в них часто прятали джиннов. Это было необычным приобретением, и потому особенно ценным – не потому даже, что она мечтала о дворцах, возведённых за одну ночь и садах, выращенных за неё же, а потому что это была первая вещь такого свойства, которую она встретила за свою – уже достаточно долгую, по меркам обычных смертных, жизнь.
Разумеется, показывать она никому её не стала. Капитан не была скрытной или жадной со своей командой, просто такая вещь очевидно, ввела бы её людей в искушение. Недовольные будут всегда, даже если ты честно делишь добычу, а лампа могла стать легким способом сменить капитана на судне. А у Аль-Эрры были большие планы на своего "Дервиша".
Которым, кажется, не было суждено сбыться.
Видимо этот человек, у которого она силой отобрала лампу, занимал высокое положение или имел хороших друзей – за её кораблём вдруг начала гоняться целая флотилия, и Аль-Эрре пришлось скрываться в этих негостеприимных мёртвых землях. Бросив якорь в какой-то безымянной бухте, ифрит дала приказ ремонтировать пострадавшего в последней стычке "Дервиша". Вот только на многие мили вокруг была лишь пустыня, а без дополнительной помощи и ресурсов восстановить корабль было нельзя. Потому капитан, устав ждать у моря погоды, отправилась вглубь этих таинственных земель, прихватив лишь свой нехитрый скарб и, конечно же, лампу. За эти две недели она не раз попыталась наконец вызвать джинна - сейчас помощь такого союзника была бы как нельзя кстати, но сколько бы не тёрла подозрительный светильник ифрит, ничего не происходило. Она пыталась тереть его в ладонях, чесала носиком спину, прикладывала к щеке, дула внутрь – всё безрезультатно. Наконец, на исходе второй недели, присев на подвернувшийся камень, она в сердцах бросила лампу в песок.
— Да будешь ты работать, проклятая посудина! — взорвалась Эрра, — Чтоб мне утопиться в лаве, я прокляну тот день, когда решила напасть на этот никчёмный корабль!
... И в этот момент всё и случилось. Она увидела Рошни. Вернее, она ещё не знала, что это Рошни, а только какая-то синекожая девица. Заявление джинна о козлиной морде заставило Аль-Эрру на время потерять дар речи от такой наглости – именно поэтому, наверное, той и не досталось цепного хлыста в первую же минуту. Подобрав отвисшую челюсть, ифрит наконец ответила:
— Нет это кто ТЫ такая, мелочь белобрысая! — выпалила она. — Где джинн, который должен сидеть в этой лампе, я тебя спрашиваю? Я убила предыдущего владельца и теперь являюсь хозяйкой этой жестяной посудины!