Когда-нибудь, если Генриху все-таки удастся постареть, он обязательно напишет мемуары. Что-нибудь эдакое, "Сунь-Вынь: Искусство диверсионной войны", например. Дело то нехитрое - всего то описать детально их вакнахские подвиги, снабдив сочинение мудрым выводом на последней странице, что вот так, о мой драгоценный читатель, делать ни за что нельзя.
И ведь казался хороший план. Эти туда, эти сюда, а потом мы такие - ррраз, и они бегут. А по факту - командир в раздолбанном доспехе еле на ногах стоит, из стрелков уже взялись делать фаршмак, а половина кондотты в лесу яйца чешет.
То есть, выходит - план то был говно. А кто в этом виноват? А ты, друг Генрих, и виноват. А ты думал? Справили новому капитану красивый плащ и все, своя голова теперь варить не обязана? Так что нехер все на Ветцеля валить. Кивал ведь, соглашаясь - теперь получи и распишись, полную охапку шишек, как бы унести.
Все эти самоуничижительные мысли стремительной тенью пронеслись в голове Хардкора, который даже мысленно давно уже перестал добавлять к фамилии звучное "фон", и остались лишь привычные страх, ярость и обострившиеся животные инстинкты. Пока непонятно, чьи именно - овечьи или волчьи.
Сейчас ситуацию могло спасти только продолжение стремительного натиска, невзирая на сопутствующие потери. Йонас - прости брат.
Генрих, крутя восьмерки оголовьем цепа, отвернулся от избиваемого капитана к угрожающему стрелкам секирщику.