Генрих сидел на щите, отрешенно глядя, как забрасывают землей братскую могилу. О том, чтоб хоронить проигравших, никто даже не подумал. Как то оно не принято здесь. Хотя, по сути, чем те виноваты? Такие же стервятники, объедающие остатки мяса с костей этой несчастной страны. Просто сегодня им не повезло.
А нам - повезло? - думает тевтонец.
Когда он открыл глаза, первым чувством, до накатившей волны боли в побитом и продырявленном теле, было... разочарование. Видно, Господь не принял грешную душу бывшего дворянина, и низверг его обратно в Вакнахию. Полегли все новобранцы, и Вольф, и Башка, и Марусья. У войны не женское лицо, это точно. И не мужское. У нее вообще лица нет, одна сплошная грязно-бордовая жопа. И Хью Ватер пал, сразив достойным песни ударом великана Федьку, как Давид Голиафа. И Никола.
Пацана было, конечно, жаль. Но поневоле задумаешься - а может, оно и к лучшему все? По крайней мере, умер парень еще человеком. Не упырем-трупоедом, в каковых поневоле все они превращаются день за днем. Возможно, пусть уж лучше его совсем юное еще лицо укроет земля, нежели уйдет из глаз детская светлая восторженность, и заменит ее холодный волчий блеск.
- Всем засадам засада, - искривил усмешкой рот горе-командир, - Вопрос лишь, кто кому засадил?
А больше Генрих и не сказал ничего. Люди жили, люди умерли. Так бывает. А они, те кто остался да уцелел, еще чуток в этом говне побарахтаются. Что их ждет дальше? Новый старый Луцок, там старый новый Брюхан, кровавые гульдены. Может, подвернутся под руку очередные забитые вакнахские батраки, которые, когда их грабишь и убиваешь, даже не сопротивляются толком, просто смотрят и мычат обреченно, как скот, а в глазах понимание - такой фатум, братан. Сегодня мы, завтра вы.
Генрих сплюнул, взглянул последний раз на могилу. Поднялся, кряхтя и держась за дырявый бок. Берегся Хардкор, берегся, да только вот и ему шкуру попортили. Видит Бог, не в последний раз.
Йонас, тем временем, словно в пику мыслям Генриха, взялся рыть вторую могилу. Вот чудак неугомонный, и откуда силы столько?
- Пустое, брось, - сказал ему. - Скидаем в кучу да сожжем. Впрочем, сам решай. Была б охота с падалью возиться...