Как обрадовался Рунольв тому, что подарки полагаются по роду деятельности дарить, так и расстроился тому, что они должны быть красивые да приятные. Твари, на которых предпочитал он охотиться, никоим образом не были красивыми или приятными. И даже если части отделять, то красивее они не становятся. Возможно, тогда стоит найти чудище с какой-то особо ценной или красивой частью. Вон мерзкие моллюски могут содержать жемчуг, который весьма ценится, значит и наземные чудовища могут что-то такое производить. Но рассуждений о том, что же стоит зарубить, чтоб впечатлить Фрею, прервались необходимостью ответить на следующий вопрос. Он оказался весьма простым и сложным одновременно.
– Нет. Рабыня... Это вещь. Как и любой невольник. Она не отдаст всю себя, и не примет искренне дары, а к тому же еще и зарежет во время сна. Нет доверия. Нет...
Увы, варвар не мог подобрать слово, которое бы характеризовало отношения между свободными близкими людьми. И под напором взгляда девушки думать становилось еще сложнее. Но удивительно легко было выдержать ее взгляд, наверняка резко контрастируя своей синевой с ее золотом. Несмотря на физическое влечение, он почти не осознавал этого, а потому и не чувствовал стыда за него и не пытался скрыть.
Чуть развернув корпус, Рунольв протянул к Фрее ладонь, изначально собираясь убрать пряди с лица за ухо, но она оказалась совсем близко, так, что ничего не может удержать, и вся эта хваленая стойкость северных варваров – пустышка. Жар оказался слишком силен, как и разгорающаяся жажда еще большего тепла. Даже не нужно делать рывок вперед, так что следопыт протянул руки и обнял, девушку, прижимая ее к себе, несмотря на выставленное колено, касаясь щекой ее щеки а губами почти прикасаясь к уху.
– Чудовищам придется не сладко, пока я не найду что-то, достойное того, чтоб быть подарком тебе.
Его собственное тело отозвалось дрожью, и спустя мгновение объятия лишь стали сильнее, или даже более жадными. И продолжая касаться кожи Фреи уголком губ, заскользил к ее губам.