...а Грушин некоторое время молчал...
Молчал и думал, прикидывал ситуацию. Обычно он не сильно торопился с категоричными выводами, но сейчас внутри как-то сильно сник.
Енто что же получается, господин Мальчиковский...-думал внутри себя Грушин.-Что же получается... Есть мы, есть "сапоги", а есть рассадник всякого рода мрази... Вы себе отдаёте теперь отчёт почему идеи красных имеют успех или до сих пор не уловили этого?
Павел Николаевич тяжело вздохнул. Он, конечно, был монархистом, но всю жизнь считал, что солдат-пехотинец такой же слуга государев, как и матрос, как и флотской офицер, как и даже вообще гражданский чиновник. Идея делить рода войск на "элитные" и "все прочие" всегда казалось ему какой-то диковатой. А в сложившихся условиях-вообще почти что безумной. Это пахло каким-то дичайшим снобизмом. Уж хоть в военное время можно было бы не разделяться. Большевики-то контрой считают всех, кто им противостоит...
Всё это было настолько чудовищно по меркам Грушина, что он, пожалуй, с этого момента окончательно перестал уважать Мальчиковского. Конечно, это не значило, что поведение Грушина изменилось бы внешне или что он бы отказался слушаться официального приказа от него. Но в глазах Грушина он сейчас заслужил только презрение.
Тем не менее, он осторожно ответил так:
-Извольте-с объяснить, что означает любой ценой? Что, и перед расстрелом не останавливаться-с?...