— Да, мне тоже интересно услышать ваше мнение по фигуре Ракитина, товарищ Гиацинтов, — тихо сказал Бессонов, выныривая, наконец, из своей порядком затянувшейся мрачной задумчивости. — Все же вы человек местный, да и понимающий, вроде. Ваша оценка будет очень полезна.
Вновь стряхнув пепел от папиросы в форточку, чекист продолжил:
— Ладно, что касается меня. Моего мнения. Смотрите, Ракитин с Жилкиным уже напечатали листовки, вещающие всем и каждому о нашем крахе. Они не боятся появляться в Шенкурске, несмотря на то, что город, вроде как, должен быть для них враждебной территорией. По крайней мере, они нисколько не стеснялись бродить здесь до вчерашнего дня, до нашей с Жилкиным почти состоявшейся встречи на типографии. Сверх того...
Чекист поднял вверх свободную руку с несколькими оттопыренными и несколькими сложенными пальцами, как будто считал что-то.
— Сверх того, их люди у нас в плену — из них один верный товарищ, не боявшийся печатать мятежническую литературу в самом логове красного черта, и ещё пара человечков характером помельче. Их судьба неизвестна. Насколько Ракитин может знать, их в любой момент могут расстрелять. Чего там, насколько главарь наших разбойников мог слышать, совсем давеча, только вчера вечером, группа пьяной большевистской солдатни во главе со своими жидовскими чудищами-комиссарами измывалась над его бывшей любовницей и потенциальным внебрачным ребенком. Опять-таки к товарищу Боговому у Ракитина с Жилкиным и их людей, как кажется, тоже есть свои счёты. Вон его, все травят, травят, да отравить не могут.
Чекист помял губами, а затем вновь уставился в пол.
— Не робкого они десятка люди, эта лесная братия. И свои счета к нам всем у них есть. Не будут они по деревням и избам отсиживаются, пока архангельские интервенты их работу делают...
— И вот ещё что. Насколько большое доверие у них к этим самым интервентом может быть? Ну да, союзники они с ними против советской власти. Да, они сделают их двоих правителями города, когда и если отберут его у красных. Но все же... То ж иностранные солдаты к Шенкурску идут. А Ракитин с Жилкиным, вроде как, местные. Какому русскому человеку понравится иностранных солдат в своём городке видеть? Пусть то даже и не немцы какие-нибудь, а французы с англичанами, союзники наши бывшие. Пусть даже и есть в нашем человеке всегдашнее низкопоклонство перед европейцем. Но все же. Вот заходит иностранный солдат в твой город. О чем ты сразу подозревать будешь? Что грабить и насиловать он будет, как то традиции войны требуют. Подозреваешь что-то такое, не можешь не подозревать, чтобы там офицеры этих французов с англичанами не говорили, как бы хорошо их форма не выглядела и какими бы изящными джентльменами они не казались. Даже в наш, вроде бы, справедливый век — подозреваешь. А раз есть такое подозрение, то не лучше бы Ракитину с его разбойниками, когда час нашего падения придёт, тоже быть здесь в Шенкурске, да при оружии? Да, если получится, ещё и зарекомендовать себя в нашем истреблении. Все для того, чтобы своих друзей интервентов от эксцессов удержать, да чтобы их самих потом в сторону не отодвинули...