- Гришу можно отправить посмотреть, - согласился матрос, рассматривая карту и стараясь запомнить. Гриша не латыш, не моряк, вполне может за потерявшегося "нибилизованного" сойти в случае чего. Вон у интервентов этих кого только нет - и сербы, и наши, и просто мужички-подводчики. Какое-то время он думал, стоит ли ему самому переодеться в менее заметную солдатскую шинель вместо матросского бушлата и стоит ли оставить парт-билет. Но решил, что не стоит: черный бушлат в мокром, почти уже осеннем лесу едва ли более приметный, а парт-билет... Чего его оставлять? Сцапают - значит, расстреляют так и так. Изображать в плену, что "я не я и хата не моя", Мухин не собирался. Намочить только жалко, ну так его так и так намочить, может, придется. Ничего, чернила там хорошие, фамилию видно будет, а это главное. Парт-билет должен быть с коммунистом. Точка.
- Землинскинс подойдет, - про себя уже Мухин решил, что будет называть его "Земля", а то язык сломаешь. - Да, ясно все, товарищ краском! Я только это... - смутился Иван. - Гармошку и мешок тут у твоих оставлю. А то пехота еще забудет или бросит. Жалко будет. А у тебя ребята, я смотрю, дисциплинированные. Гармошка весит всего ничего, а иногда так бойцам дух поднимает - будь здоров! - добавил он, как будто оправдываясь. Фрайденфельдс был строгий и мог приказать весь "ненужный" в походе скарб выбросить. А гармошку терять не хотелось - ему ее подарили в Петрограде после штурма Зимнего ребята, которые взяли ее неизвестно где, видать, за красоту, но сами играть не умели. Мухин увидел их посреди площади у костра, подошел, посмотрел, как те мучают инструмент, и сказав "ну-ка дай-ка", как начал играть! Пехота и рты раскрыла. Тут же и плясуны нашлись, хоть в шинелях особо и не попляшешь, а все же. Свою собственную гармошку Иван еще летом семнадцатого, после разоружения Красной Гвардии, сменял на маузер (вернее, доплатил к водке и папиросам - те шли за красавец-пистолет, а гармошка - за кобуру и запасной магазин) - оружие было важнее, но расставаться со старым, простеньким, потертым, инструментом было нелегко. А эта, новая, была ладная, с чистым, красивым лаком и какими-то завитушками по бокам, и он быстро прикипел к ней. Тем более связана она была с такими событиями, что и внукам не стыдно рассказать. Если будут они, внуки эти.
- Ну все, значит, задробим на этом разговоры, я в караул. Пароль будет "Митинг", а отзыв "Гром". Я ребят предупрежу, а ты своих. Разбужу тебя, как полночи пройдет, а ты меня утром.
***
Передав всем по цепочке пароль и отзыв, Мухин первым поставил Семёна на пост с одной стороны лагеря, а с Гришей и Живчиком прошел дальше и объявил им вполголоса (он считал, что разведка - мероприятие по умолчанию секретное, и чем меньше людей о ней знает - тем лучше):
- Ребята, с командиром приняли решение пойти завтра в разведку. Выбрал вас, как самых надежных. С нами еще латыш один пойдет. Сходим вчетвером до станции и обратно. Утром разбужу вас, тихо пойдем, тихо посмотрим, есть ли там кто, чтобы всей оравой на пулеметы не напороться. В бой вступать не будем. ничего сложного. Ну все, теперь заступаем в караул, часа через четыре нас латыши сменят. Курить-спать в карауле нельзя, это вы и без меня знаете.