Гришка напрягся, подобрался всем телом, словно гибкая рысь перед прыжком. Дело запахло жареным. Еще немного и взрыва не миновать, да такого, что за первым же тумаком или выстрелом повскакают с мест разом все - и рязанские, и калужские, и василеостровские. А в общей куче уж не видать будет, кто куда полегоньку утек и поминай как звали. На то у этих Агеевых, должно быть, и расчет... И хуже всего, что дурак-татарчонок прямо сейчас явно собрался дать деру в черную чащу. Ситуация накалилась, пороховая бочка, так сказать, уже открыта, и этот его рывок может стать той искрой, что все взорвет к чертовой матери.
- Ээ, погодь! Осади! - громко выпалил Смирнов, - Остынь, братва! - шагнув к татарину, мягко, но требовательно, взял того за локоть, - А ты сядь-ка посиди, Рахметка!
Смирнов торопливо обводил взглядом всех ближайших к нему солдатиков, как бы не вскинул кто винтовку или наган. Тогда останется либо отскочить, либо попытаться вперед самому выстрелить.
- Кончай, Ерошка, горячку пороть! - прикрикнул, - Ты тож, Колька, не нажимай! Я и сам, допустим, рязанский, да только, братцы, нету сейчас по сути ни рязанских, ни калужских. Красные мы! Бойцы славной нашей рабоче-крестьянской армии! И провокаторов у нас тоже никаких нету! Ежели товарищ наш запутался, вдруг, по глупости, так мы его всем коллективом на путь истинный наставим, вправим, значит, мозги-то ему. Но вязать никого не будем - необходимости нет. Враг наш - там, за лесом! Его и будем бить все вместе и беспощадно!