БАР "КОРДАНО"
Лима, Перу
18:55
18 марта 1921 года, пятница
... Добраться до отеля "Маури" не составило труда - благо располагался он в самом центре города, недалеко от Сóкало* - центральной площади столицы. Отыскать дорогу до любой Сокало в любом колониальном городе несложно, поскольку все дороги в них всегда приводят именно туда. В конце концов, несмотря на то, что Лима за последние несколько лет разрослась до неимоверных масштабов, обзавелась сетью трамвайных линий и совершенно новой, соответствующей всем современным мировым стандартам канализационной системой, украсила свой лик ожерельем строений в модном нынче стиле Art Deco и в стиле, мода на который уже почти прошла - Art Nouveau, а также преобразила лик старых своих районов, приняв закон, обязавший владельцев домов, которые подходили под категорию исторических архитектурных памятников, быть юридически ответственными за поддержание своей недвижимости одновременно и в первозданном виде, ради сохранения культурного наследия страны для будущих поколений, так и в эксплуатационно здоровом состоянии, это всё ещё был (пост)колониальный город. Наследие испанской колониальной культуры здесь было видно во всём: в изобилии католических культовых сооружений, разнившихся от миниатюрных часовен в честь Девы Марии, у стоп которой всегда горели свечи, лежали свежие цветы и подношения из кукурузных лепёшек - тортилий* и местных сладостей, невесть из чего сделанных, до белостенных храмов с высокими прямоугольными колокольнями, и до величественного Кафедрального Собора Лимы, украшенного неимоверным количеством лепнины и декоративных элементов; в изобилии домов, от фундамента до крыши покрытых керамическими изразцами в стиле "талавера" - яркими, разноцветными, привлекающими взор и гипнотизирующими своими узорами; в разнообразии лиц, нарядов и говоров, которые слышались везде и всюду, хотя преобладал, безусловно, испанский; в ароматах и запахах жарящихся на гриле мяса и кукурузных початков, копаля*, дымящегося на углях в глиняной чаше, стоявшей в спрятавшейся между двумя узкими домами часовенке в честь Сердца Христова; в бурном, слепящем вихре цветов и оттенков, в которые были выкрашены одежды местных жителей - платья, рубахи, платки, пончо, чульо*. Кстати, вот одежда местного населения смущала наших героев больше всего, поскольку несмотря на духоту и влажность, свойственные этим местам в это время года, метисы, индейцы и редкие hispanos*, казалось, не обращали внимания на это и на тот факт, что март в южном полушарии - это, собственно, месяц перехода от жаркого лета к душной осени, и одевались так же, как жители старого доброго Нью-Йорка в октябре.
Лето... Чёртово лето в середине марта. Жаркое, потное, влажное, душное, с шести утра и до шести вечера - ибо солнце в регионах, близких к экватору, всегда восходит и заходит в одно и то же время. А с шести вечера и до шести утра - леденящее до самого костного мозга, ибо близость Анд способствовала тому, что сразу же после очень мимолётного заката холодный и пронизывающий воздух, часто сопровождаемый сизо-серебристым туманом, спускался с гор по руслу реки Рúмак, разделявшей Лиму на две части, и окутывал столицу и соседний с нею Кальяо морозным саваном. И тогда становилось понятно, почему местные жители так тепло одевались - день быстротечен, и уж лучше вспотеть днём, чем оледенеть ночью.
Несмотря на расположение в самом центре Лимы, и несмотря на то, что отель "Маури" считался одним из лучших не только в городе, но и в стране, на самом деле "Маури" оказался довольно-таки посредственным заведением - непритязательный интерьер как снаружи, так и внутри; внутри комнат - всё, что нужно для постояльца, но без лоска и изыска, которыми славились гостиницы, осмелившиеся претендовать на звание "лучших" в Штатах или в Старом Свете. Чисто, аккуратно - и то хорошо. При входе в отель вас поприветствовали стоявшие за стойкой администраторов улыбчивый метис и девушка определённо индейских кровей, после чего предоставили ключи от номеров, и, в завершение, на вполне сносном английском, в котором, тем не менее, явно ощущался сладковатый флёр испанского акцента, сообщили, что "господин Ларкин попросил напомнить вам о том, что он сочтёт честью отужинать с вами в семь часов вечера баре "Кордáно"; он также попросил объяснить, как туда добраться". Пока молодой человек объяснял месторасположение бара, девушка предложила отведать с дороги бокальчик Pisco Sours*.
... Спустя пару часов вы, каждый в свой черёд, были готовы отправиться на встречу с Огастесом Ларкином - организатором экспедиции, на которую они возлагали определённые надежды и в которую вкладывали значительную долю интереса, организатором, которого они ещё никогда не видели "живьём" (да и о котором, по большому счёту, ничего не слышали). Судя по объяснениям администратора, бар "Кордано" располагался всего в каких-то пяти, максимум - десяти минутах пешей ходьбы от отеля, через две параллельные улицы от "Маури". Вечерняя Лима, спустя час после заката, показалась вам совершенно другим городом: во-первых, было прохладно, и ощущалось, что температура будет падать ниже и ниже, дай ей только время. Во-вторых, в темноте и в свете уличных фонарей стены храмов больше не слепили своей белизной, лепнина на них, утонув в вязких тенях, стала выглядеть гротескно и зловеще, а пёстрая рябь костюмов, нарядов, головных уборов на прохожих и керамических изразцов на стенах многих домов утратила свою резкость и насыщенность. Хотя людей на улицах не стало меньше - да это и не удивительно, ведь часовая стрелка на башне городской ратуши приближалась лишь к отметке "VII". Ускорив шаг, вы направились по пути, который указал вам Матео - администратор вашего отеля.
Действительно, "Бар и ресторан "Кордано" располагался совсем рядом с вашей гостиницей, и войдя в дверь, приветливо открытую низкорослым и улыбчивым швейцаром, сверкнувшим идеально белозубой улыбкой: "Buenas noches y muy bienvenido a nuestro restaurante!", вы на мгновение зажмурились от яркого света. Внутри "Кордано" освещался исключительно свечами - целым морем их, которые создавали особую атмосферу и наполняли помещение тем непередаваемым ароматом горящего воска, который ассоциировался в первую очередь с церквями и навевал специфическое настроение - одновременно и домашнего уюта, но и некого благоговения и пиетета, которые ощущает почти любой переступивший порог любого католического храма. Аккуратно подогнанные друг к другу деревянные панели покрывали все стены и потолок основного зала, а пол был покрыт мраморной плиткой. За барной стойкой в глубине помещения суетились бармены и официанты, а за многими столами, покрытыми белыми скатертями, сидели посетители, смаковавшие свой ужин - пахло рыбой, морепродуктами и чипóтле - копчёным перцем чили, который жители Латинской Америки так любят добавлять в свои кушанья.
Найти стол, за которым сидел Ларкин, не составило труда - он был единственным европейцем из всего контингента в "Кордано". Молодой, даже слишком (вероятно, вы предполагали, что "руководитель экспедиции" должен быть как минимум видавшим виды человеком), блондин - его пшеничного цвета волосы были зачёсаны набок, голубоглазый - хотя, подойдя ближе, даже в свете свечей вы заметили красные капилляры в белке его глаз и темные мешки под глазами, с правильными чертами лица, которые наверняка изначально позволяли считать его красивым мужчиной, но сейчас несли на себе отпечаток то ли вселенской, безграничной усталости, то ли какого-то серьёзного заболевания, которое заметно истощило его тело.
Его дух, тем не менее, сохранил свою живость и энергию, и едва завидев вас, Огастес ослепительно улыбнулся и помахал вам рукой, приглашая за свой стол. За узким, но длинным столом, покрытым белоснежной отлично накрахмаленной скатертью, вместе с ним сидели ещё двое мужчин: темнокожий, среднего возраста, улыбчивый джентльмен, попыхивавший своей трубкой, и другой - среднеземноморского типа (итальянец? испанец?), смуглый, темноволосый, с выразительными карими глазами, которые пристально следили за темнокожим компаньоном.