Щеки обожгло болью, в мозг врезались кошмарные образы чего-то отвратительного, огромного. гигантской смрадной опухоли, поразившей все, но глубоко под землей. Армии чудовищ, созданных из мертвых, скребущих металл ужасными костяными клинками, сочащиеся ядом. Армии росли и полнились, подобно гною в фурункуле, что готов лопнуть и затопить смертью мир живых наверху. Лишь горстка храбрецов там, внизу, пытается сдержать потоп. Долго ли они продержаться?
В себя Батон пришел уже за столом в избе. Бревенчатые стены, почему-то, выглядели скорее окрашенным в утилитарный белый металлом. Тут и там мерещились какие-то черные провода различной толщины, бревна словно бы вспучивались от резких ударов изнутри, но наваждение быстро исчезало, чтобы появиться вновь.
Перед Батоном уже стояла миска с домашними мясными пельменями, в отдельных мисочках была ароматная сметана и нарубленная зелень. Но ужасные образы вернулись - апетиные пельмени обернулись тошнотворной грудой серо-бурого мяса, сметана стала пузырящейся, мутной слизью. Зелень - копошащейся, чавкающей массой черных, блестящих червей. Нечто среднее между пиявками и слизняками.
- Угощайся-угощайся, сынок - проговорила Ирма, но от одного взгляда на ее лицо волосы вставали дыбом - надорванная,, бледная кожа плотно натянулась на череп, она пыталась улыбаться, но лишь демонстрировала черные клыки. Из глубоких ран на лице, из ноздрей и глаз, затянутых бельмами, текла черная жидкость.
Она заговорила снова, но ее голос дробился на десятки и сотни чужих, незнакомых голосов - Кушай, сынок. Я старалась. - Голоса хрипели и вторили ей - Жри! Жри! Не смей! Беги! Спасайся! Жри! Проснись!