Вера, надежда, любовь, теплое чувство братства, поддержки и единства. Захватывающее великолепие создаваемого Убежища, его Идея, восхищение, проникавшее тогда в самую суть Падших.
Эти воспоминания были настолько невыносимым издевательством, искажавшим и унижавшим реальность, ту реальность, которую помнил Кайрат, которую пронес через Ад, что не удержись он в последний момент, и безо всякой вины Лилиэль рассыпалась бы прахом, серым тонким прахом, который всегда сопутствует концу.
Она могла быть тем, что удержит город. Она была якорем для Тэриэля. Она принесла загадку Ангельского Клинка и могла быть ключом к ее разгадке.
Со всей силы Кайрат ударил крылом в стену, потом еще раз и еще, превращая душевную боль в физическую, пусть даже и не той конечности, которая была у смертной его оболочки.
- Как же я тебя понимаю, Тиран, - прошептал он. Пальцы сгибались и разгибались, стремясь придушить источник непрошеной, издевательской благости.
Взяв себя в руки, Халаку вернулся к своему делу, чтобы нащупать контур, которого здесь не должно было быть. Он этого практически ожидал, но сейчас приходилось прилагать почти реальные усилия, чтобы воззвать к Лакрасту, а не бросить чистую сучку умирать.
- Лакраст! - обратился он к златокрылому Намару, - след ритуала здесь. Он гораздо слабее, чем у Лайриаля. Непосредственно сейчас ее сущности ничего не угрожает, но мы ограничены по времени.
Кайрат задумался, прикидывая, сколько времени есть у маленькой Ламмасу.
- Я... соболезную Тирану, - неожиданно добавил он. Кажется, ламмасизм был заразен не хуже байесовских болезней.