Пахомов
Куратор Вэйюань сидел за резным письменным столом и что-то писал. В кабинете стоял приятный запах нового дерева, смолы и опилок. Он поднял взгляд, когда ты вошёл в его рабочий кабинет и жестом предложил сесть в кресло напротив.
Поначалу он ничего не говорил, просто смотрел, молча, продолжая делать какие-то пометки на бумажном листе перед собой. Ты сжимал кулаки и думал о том, что ни коаны, ни размышления, ни даже легенды не устроят тебя, ты должен добиться ответов во чтобы то ни стало! Гнев и раздражение вскипали внутри словно изжога, подступали к горлу. Казалось, что ты готов выплеснуть их словно обугленный китайский дракон, что стоял на краю стола куратора.
- Пил, - это не было вопросом. По какой-то причине Дядя Ваня решил прервать тишину и начать разговор с констатации очевидного факта.
- Алсен. Пить - прохо! - достоверно известно, что Вэйюань пил как настоящий китаец (каковым он и являлся), то есть в количествах не вообразимых для человека неподготовленного. И это ещё даже до службы в ГСМН. Однако делал он это строго по праздникам и строго один вечер. Он никогда не говорил с вами о том, что затяжной запой - это не только вред для организма, но и для психологического климата в коллективе. Не говорил о том, что приходить с перегаром на работу - это непрофессионально. Да и вообще, не говорил он, вместо водки лучше пользоваться медитацией, раскрывать периодически чакры и дышать по технике Ма Гуньда.
Теперь - сказал и в этой короткой фразе была какая-то отеческая строгость помноженная на заботу командира. Ты начал осознавать, что путь саморазрушения, который ты, как тебе казалось, удачно перемежал ударным трудом и упорным поиском информации не исправят произошедшего. Это всё - ложные конструкции, в которых твой разум пытался найти утешение, одна из сложных форм эскапизма и превенционизма. Вставая каждое утро и ожидая бойни, учинённой новым манасосом ты заранее погружал себя в негативное информационное поле и таким образом настраивал себя на провал, на неконструктивность предстоящего дня.
Алкоголь и вина делали тебя человеком, которым ты не был, Арсен Пахомов. Возможно поэтому ты не смог ничему научиться на курсах при обители. Всё не складывалось, дрожали руки, лектор нёс какую-то невероятную ерунду.
Да и весь этот освоенный корпус литературы по эфирным паразитам? Он не отменит смерти Семёна или тех людей, что погибли в огне. Взваливая на себя вину, испытывая ненависть ко всем несчастным астральным инсектам и даже к самому себе, потому что не успел, не смог помочь, ты нарушал катехизис, гласящий о том, что ненависть порождает скорбь, и злоба черная захлестывает сердце бойца, впитываясь в душу его несмываемым пятном, за которое потом нечисть цепляется.
Ты взглянул в зеркало на стене и ужаснулся. Арсен Пахомов, которого ты знал, который стремился творить добро и был идеалистом, превращался в кого-то другого, снедаемый виной за чужие ошибки.
Куратор положил на стол ручку, сплёл пальцы перед собой и сказал:
- Всё будет холосо. Ступай, Алсен, - и ты вышел из кабинета. Потому что понимал - не все ответы должны быть получены. Потому что не все вопросы должны быть заданы. Возможно разговор о том, как следовало бы поступить тогда, уже был давным давно между Дядей Ваней и Улаевым. Возможно вот именно здесь, за этим столом, они раздавили на двоих ящик крепкого маотая. Как они хохотали и плакали навзрыд, как вылавливали в пьяном угаре из узкого горлышка бутылки тысячелетнюю сколопендру, как потом откусывали от неё по кусочку и снова запивали рисовой водкой. Возможно Улаев бил себя в грудь кулаком и хотел уйти из ГСМН навсегда, в монастырь, на Соловки или вообще в дальний острог, на Границу Миров, послушником. Маловероятно такое, но может быть Вэйюань в этот момент хлопнул по столу так, что тёмное резное дерево треснуло в четырёх местах и рухнуло, погребая под собой заваленную бычками пепельницу, разливая кругом крепкий алкоголь и провоцируя маленький пожар. Смешно было бы даже думать о том, как Посвящённый и Адепт перебрасывали друг другу горящего деревянного дракона, что был не только фамильной реликвией рода Вэйюаней, но и одной из филактерий куратора. И как они, сидя на закопченном дереве клялись, что сделают всё ради того, чтобы это не повторилось вновь. Что ГСМН - это не профессия, а жизнь. И они ещё повоюют.
Об этом смешно даже подумать, конечно. Вот ты и не думал.