Фаркас и сам когда-то был головорезом, потому где у человека должно находиться сердце примерно представлял. Однако в точности своей засомневался. На всякий случай полоснул клинком ещё и по сонной артерии.
Мародёр наблюдал за собственной экзекуцией совершенно безразлично. Только в самом конце глаза его застыли в выражении ужаса.
Лардал и Скогис слегка побледнели, переглянулись между собой.
Только Людоедка одобрительно кивнула.
— Так его, шеф.
***
Крайт хотел было напомнить, что и он не дознаватель, но таковых в лагере вовсе не было. Позже он подошёл к Фаркасу вместе с Капитаном и они попросили максимально подробно пересказать их диалог с вражиной, состоявшийся во время сражения.
Главарю налётчиков вернули слух и зрение. Опёрли о дерево, чтобы было удобнее говорить. Перед белокожим явилась следующая картина: Крайт, скрестивший руки на груди, ухмыляющийся Капитан и Крепыш, одетый в перепачканный в крови фартук и сжимающий в руках кузнечные щипцы.
— Сейчас обосрусь от страха. — Безучастно прокомментировал он. — И кто из вас главный?
— Видите ли, — начал Капитан, — наш командир решил, что вы не представляете для нас никакой ценности. Мы решили основать в этих землях колонию. Поэтому потревожили мы вас лишь с одной целью. Основной валютой у нас являются человеческие зубы. А у вас они такие белые, крепкие. Пару таких комплектов можно обменять на лошадь. С вашим подчинённым мы уже покончили, значит, теперь настала ваша очередь...
В подтверждение сказанному Крепыш угрожающе постучал клещами. Крайт же показал косу, срезанную с трупа второго пленника.
За несколько секунд по лицу налётчика пробежала целая палитра эмоций, но закончилась она брызнувшей в лицо кровью и злобой.
— Какая нахуй колония?! — Крикнул он. — Идиоты! Это место затопит наполовину через пару недель! А когда кто-то из «царьков» сюда явится — без «Грамоты» вас порубят тут как свиней!
— Грамота? — Удивился Капитан. — Видимо, это некая бумага. Документ. На крайний случай любая другая вещь, которую мы не обнаружили среди ваших припасов.
Налётчик в ответ лишь рыкнул и стиснул зубы, замолчав.
— Более того, — продолжил старик, — никакой «Грамоты» с собой не несли и те из ваших людей, кто бежал с поля боя. Одного из них мы нашли мёртвым. У вас такие волчьи законы или среди вас нет лекарей? Или же мы видели... всё ваше войско?
Налётчик по-прежнему хранил молчание.
— Твой отряд перебила кучка людей, недавно потерпевших кораблекрушение и испытывавших серьёзную нехватку снаряжения. — Заметил Крайт. — Значит ты либо идиот, либо это был твой последний шанс.
— Значит вы в том же положении, что и мы, верно? — С нескрываемым ехидством спросил Капитан.
Налётчик глубоко вздохнул.
— Да-да, я в говне. — Сдался он. — Меня выгнали сюда помирать. Но ваша история, полагаю, ещё более невероятная, чем моя?
Вскоре к Фаркасу пришли с отчётом обо всём, что удалось выяснить.
Для начала они находились в одной из провинций огромной империи. Империю эту населяют люди Шай или, как их чаще называл пленный, «узкоглазики». Сам налётчик — наёмник из далёкой северной страны, в империи работающий за солидные деньги, но на птичьих правах. Чем-то насолил своему последнему нанимателю, за что был лишён Грамоты, но с господской милости избежал тюремного заключения или даже казни. Ему позволили свободно странствовать дальше. В районе полуострова, что периодически скрывается под приливом, без гроша в кармане и с кучкой неудачников. Всю элиту наёмников наниматель оставил при себе. А Фаркас, по всей видимости, убил ВЕСЬ отряд белокожих, не считая одного беглеца. Этому самому беглецу некуда отступать, ибо у налётчиков не было ни корабля, ни лагеря. Главарь предположил, что он поступил так импульсивно, из страха. И, скорее всего, окочурится где-нибудь в одиночестве.
Грамота — это разрешение на жительство в империи для иностранцев. Тут следует сделать оговорку, что любой иностранец — это варвар. Любой варвар без грамоты — это не человек. Если не человек, то животное. А все животные в империи принадлежат людям и людскому хозяйству.
Говоря о получении грамоты. Была хорошая (как посмотреть) новость. Сейчас в этой провинции полным ходом шла гражданская война, какие-то дворянские разборки. В связи с постоянными военными действиями на многие правила и традиции всем стало наплевать, а значит, что и Грамоту могут нарисовать где и кто угодно. Плохая новость: действительной эту Грамоту признают только те, кто её и нарисовал.
Выход с полуострова был один, через горы на севере. Там между собой выясняли отношения трое местных главарей. Двое враждовали в открытую, а третий не мог определиться и лавировал между ними. Далее их перечисление (с примечаниями от пленного).
В горном замке сидел Шигеко (помешанный на контроле дедок с садистическими замашками, который мутил воду ещё задолго до войны), сторонник претендентки на престол Аяко, приходится ей дядей по материнской линии. Ненавидит абсолютно всех, но особенно сильно родственников покойного отца Аяко, а также её братца Кимуру.
Кимура (полоумный пидор, который бросил меня здесь с голой жопой) — старший брат Аяко, её противник в борьбе за престол. В данный момент вместе со своей армией оспаривает контроль Шигеко над регионом. Импульсивный мастер-меча, почти стал гвардейцем самого императора. Опасный и непредсказуемый человек.
Леико (жирный и вредный хмырь) — слуга некого Аи, старого военного с множеством сторонников, соблюдающего нейтралитет. «Нейтралитет» в здешних краях позволял периодически поднасрать то одной, то другой стороне. Этот случай не станет исключением, ибо Леико одинаково не любит обоих вышеперечисленных и получил ясный приказ отодвинуть их от границы территорий Аи.
Когор (именно так звали пленного налётчика) примерно представляет, где развернулись лагеря всех враждующих сторон.
Он утверждает, что все они будут безмерно рады видеть группу вооружённых людей, желающих выступить на их стороне. В то же время с самим Когором дела обстояли несколько сложнее, ибо местные невзлюбили его за личные прегрешения. Но так как сейчас он является пленником Фаркаса, а значит, фактически, не свободен, то претензий возникнуть не должно.
***
Энн даже вздрогнула от неожиданности. Не из-за того, что Цепень был не тактичный, а потому, что всё ещё периодически «залипала» после своего весёлого заплыва. Кажется, что её тело скукожилось, и его пробирала лёгкая дрожь. Руку, тем не менее, она пожала в две трети силы от той, что была у подмастерье в пекарне, таскавших тяжеленные мешки.
— Цепень? Червяк что ли? — Удивлённо спросила, но увидев реакцию собеседника, поправилась. — Прости, вижу, что больная тема.
История её была весьма банальна, о чём она сразу же и предупредила. Воровать начала ещё с детства. Мелкие карманные кражи. Затем у её матери мозги окончательно кровью заплыли, Энн она узнавать перестала, и надежды на поправку не было. Так Энн оказалась взрослой девушкой в большом городе без единого гроша в кармане, не зная ни отца, ни бабки, ни сестёр, ни братьев. Совсем одна.
По пути, на который встаёт большинство девушек в её положении, идти не захотела. И жалела об этом периодически. Воровство было промыслом опасным, да и грабила она всех подряд, а не только «плохих людей», как рассказывают детишкам в лживых, лицемерных сказках. И продолжала воровать, как пришла орда, так как не умела выживать иначе.
А в подробности далее не вдавалась. Не любила она это.
Предложение разделить шатёр приняла с радостью. Все остальные уже были кем-то заняты, а она всё ещё была не в состоянии построить его самостоятельно, потому и без Цепня планировала подмаслиться к кому-то из мужчин.
Вечером Цепень в предвкушении вернулся в свои хоромы. Обнаружил, что Энн сожрала все его запасы провианта и с раздутым животом разваливалась посреди его жил. площади, тихо сопя. Легонько потряс за плечо. Та лишь сильнее закуталась в шкуры, пошумела сквозь сон, и упёрлась лицом в стену шатра.
Ну... в следующий раз, наверное.