- Ахой, страшные вещи ты говоришь, а? Если ты станешь жутком монстром, то обещаю, буду каждый день чесать тебе пузико, и поить молоком,- усмехнулся тот, чуть стягивая с Юми шорты и трусы, чтобы оголить копчик и основание хвоста. Рафу холодно кинул Шерли «держи её за голову», после чего, огоньки на кончиках его пальцев усилились, превратившись в ровное пламя, словно у свечки или газовой горелки. А потом закрутились и истончились, мерцая почти что белым пламенем. Теперь каждый перст мага оканчивался иглой из голубовато-белого света, мерцающего маревом ртутной лампы. Лодочник со всей силы вогнал их в плоть Инадзавы, пронзая плоть фактически насквозь.
- Терпи…- прошипел тот. Но Юми нчиего не чувствовала пока что, пускай Холмс видела, что пальцы парня буквально по костяшки ушли в тело девушки, двигаясь под мышцами и кожей словно под простыней. Он касался каждого позвонка, начиная с того, от которого вырос хвост из копчика в области таза, и поднимался всё выше, оставляя на коже азиатки алые точки от тех мест, где он прожигал и вновь сращивал плоть, и мерцающие ручейки голубой энергии под кожей, оплетающие позвоночник. Голубое палмя порой пелепльными частичками срывалось с кожи Юми, пока Рафу наконец не дошёл до самой её черепушки. Маг жутко вспотел, явно вымотавшись.
Затем, парня стало трясти. Скорее от мандража и волнения, чем от переутомления. Его глаза расширились, какое-то время, тот лишь переводил взгляд с игл на концах своих пальцев, на сияющий под кожей позвоночник Юми, и покрытую метками от заново срощеной плоти спину. Затем, тот потушил все огоньки на руках, кроме двух: на указательном и среднем пальцах правой рук. Сложил их вместе, сжимая руку в кулак, или же в подобие тибетского жеста для начала молитвы или медитации. Сделал вдох. Сделал выдох. И вогнал себе оба пальца в грудь. Захрипел, сильно побледнев, когда рука погрузилась в торс под левой грудью, прямо туда, где у парня было сердце. Маг резко побледнел, забыв как дышать. Его губы сделались синюшными. Всю эту картину наблюдала лишь рыжеволосая сыщица, в то время как сама Юми, чью голову та держала, могла лишь слышать жалобный писк и сиплые попытки дышать Рафу, склонившегося над ней. Парень резко выдернул руку из груди.
Меж палцьев тот держал небольшую чёрную иглу, сотканную из почти что чистой темноты. Она источала из себя мрак, тонкими нитями отделявшийся от неё, и витавший в воздухе как пушинка, прежде чем исчезнуть. Рафу полегчало, и, он какое-то время смотрел на иглу. А затем, склонился к своей девушке, и поцеловав ту в плечо, проговорил слабо: «Юми, я тебя проклинаю». С этими словами, тот вогнал иглу, резко увеличившуюся до размеру спицы, ей в спину, и та мгновенно втянулась в рану. Покрасневшая кожа на месте позвоночника мгновенно почернела, появился сложный рисунок, состоящий из нагромождения множества непонятных слов, роящихся по линии хреба, а меж ними всё ещё горел свет магии Рафу. Прошла секунда, затем вторая. Юми ощущала себя как-то странно. А чернота, до этого концентрировавшаяся на спине, разом поглотила всё тело девушки, обернув её в кокон из мрака. На ощупь он был влажным, даже маслянистым. Через пару секунд, темнота медленно лопнула, а на лодке стало тесно.
Азиатка выросла на полторы головы, пропорционально став шире в плечах, увеличилось и её тело, и расстояние между позвонками, а волосы стали ещё на тон темнее. Не увеличилась лишь её одежда, что теперь сидела в обтяжку, лишь чудом не лопаясь. Теперь от затылка и до самого копчика по спине девушки шла полоса густой похожей на кошачью, шерсти, до увеличившегося и чуть удлинившегося хвоста. Последний стал толщиной с запястье Шерли, куда более пушистым, гладким, и на конце одну пятую от общей длинны раздваивался на две части. На этом, впрочем, изменения не закончились. Уши Юми стали больше, пушистее, и куда острее, как у дикой кошки.
Чуть увеличились в размерах и огрубели ступни с кистями (на внутренней стороне ладошки теперь выпирали разовые подушечки) заострились когти, поменялся прикус. Волосы стали куда темнее и заметнее на теле, и вся депиляции девушки пошла коту под хвост. Но самое главное – изменились её глаза. Зрачки теперь становились вертикальными на свету. В остальном Инадзава не претерпела никаких изменений, разве что теперь она свободно двигалась, ощущала лёгкость в теле, и занимала чуть больше места, чем раньше. Перевёртыши забились в самый дальний край лодки, поближе к золоту и Шерли, а Рафу остался на нос лодки, всё ещё самую малость пришибленный.
- Пускай ты и не монстр, но… хой… предложение на счёт пузика ещё… в силе?- спросил тот, прежде чем глаза парня закатились, и он вырубился. Мерцающие узоры на лодке медленно моргнули, и та поменяла свой курс, начав движение, словно на автопилоте на тот случай, если сам лодочник внезапно потеряет сознание.