- Не торопись. Ты ухо востро держи – духи создания непредсказуемые,- посоветовал Рэю солдат. Сам он запустил руки в небольшое отделение своего рюкзака, вытащив оттуда небольшой пучок соломы. В глаза у клирика блеснуло чувство удовлетворение, и давно заученными движениями, он стал быстро сгибать сухие стебли, перевязывая их друг с другом. Менее чем за полминуты, стебли приняли причудливую форму, в которой остальные вряд ли могли что-то понять, но самому Бёрни виделись в них очертания… человека. Это навивало воспоминания. Совсем ненужные и дурные воспоминания, и всё же, они лезли в голову, особенно после ночи проведённой в таверне. Да, они тоже так собирались когда-то.
«Они» это те, чьи имена Бёрнер давно забыл, как и имя, данное ему при рождении. Это была большая, просторная зала, где во главе всего сборища сидел глава их Тага, а вокруг собирались люди. Самые разные люди. Он помнил свою мать. Помнил как её жилистые и узловатые пальцы, словно ивовые прутики, причудливо сгибались. Как они гнули что сырую, что сухую солому, за считанные секунды сгибая из пучка фигрку человечка. Он помнил её острые когти, и синеющие ритуальные татуировке на бледной коже, со следами оспин и пятнами веснушек. Он помнил, как складывал эти фигурки в одиночестве, в стенах монастыря. Он это помнил.
- Всё сущее – есть Бог,- начал он слова молитвы. Разительно отличной той, что обычно зачитывают в храмах Всевидящего,- И я, и ты, и камень у дороги,- на распев вещал себе и духу пред собой жрец, держа в руке по направлению к своему лицу сложенного из соломы человечка. Тот был грубо, но уверенно связан за короткие мгновения, непропорциональный, но явственный – подстать очертаниям зыбкого духа леса. Бёрнер провёл указательным пертом по «груди» соломенного человечка, словно открываю в ней дыру,- Ты видишь кто я, ты видишь мою суть… скажи же мне кто ты?- закончил тот, поднимая пред собой соломенного человечка, и глядя сквозь дыру в его тельце на духа.
Не полноценный жрец Всевидящего. И не племенной шаман. Чем конкретно был сам Бёрнер он затруднялся ответить, но годы, проведённые им наедине с собой, с жестоким миром, и с природой, приучили его к тому, что ничто в ней не происходит само по себе. У всего есть связи, первопричины. Связи были венами и нервами в теле создателя. Живые создания – кровью, что бежала по ним. А мёртвые. Все духи. Все растение, и всё, что спало – костями, мышцами, связками и кожей – нераздельным и нетленным телом существа, которого зовём мы Богом. Чрез призму созданной им куклы, он желал увидеть связи этого духа – её искринние намеренья.