 |
|
Сегодня дул ветер. Небо черным черно. Но обитатели последнего прибежища хорошо знали, что даже самая тёмная полоса может стать ещё темнее. С ночи работали многочисленные катапульты болотников. Только целили они не в стену, а через неё. А вместо боевых снарядов были их пленники. Эти чудища изощрённо подготавливали их перед запуском. Насильно кормили жертву болотными травами, чтобы та временно не чувствовала боли, а затем выкалывали глаза, уродовали лицо, отрезали руки и ноги, глумились над телом ровно до той степени, чтобы оно ещё сохраняло крупицы жизни и могло кричать. Затем такие «снаряды» в огромных количествах падали прямо на кучно построенные шатры выживших. Временами это оказывались их знакомые, но те, к счастью, не могли их опознать. Ошмётки этих тел не успевали убирать, отчего повсюду преобладал запах гнили. Порой нельзя было пройти от одного края лагеря в другой, не испачкав сапоги в чьих-нибудь мозгах. Но тяжелее всего приходилось солдатам на стене. Даже на вершине одного из самых массивных сооружений континента они не могли чувствовать себя в безопасности. Нечестивая орда постоянно провоцировала их, в неисчислимых количествах двигаясь в сторону стены. Однако в последний момент они расформировывали боевое построение и вместо штурма принимались разыгрывать свои кровавые и извращённые представления. Порой самоцелью было даже не нанесение пленным физического ущерба, а их унижение. Они прекрасно знали, что победа за ними. Для них одно из величайших укреплений было не более чем гнилым деревянным частоколом. Они просто предостерегали. Они играли. Дуг, Тик, Кая. Распорядитель размашистым жестом вычеркнул из списка три зелья Манкурта, одно за другим. Он был бы рад служить в должности чистокровного бюрократа, но, к сожалению для него, любой мужчина среди выживших был в первую очередь воином и периодически ему приходилось дежурить на стене.
— Ну, вы сами всё знаете, — обыденным и скучным тоном начал он, словно бы полудюжина злых глаз не сверлила его, словно первого увиденного болотника, — до дна перед входом в пещеру. Сколько у вас времени судить не рискну. Погрузка на корабли идёт с утра полным ходом. Первыми идут женщины и дети, ну а наша мужская доля — это быть съеденными заживо, по всей видимости.
Он выразительно посмотрел на Каю и противно рассмеялся, вскоре прервав собственную остроту якобы внезапным кашлем.
— Болотники пойдут на приступ. Все в этом уверены. Не знаю, сколько парней поляжет на стене, но они выдержат. Кое-кто из них даже успеет спастись. Но если вы не сдержите этот туннель — нам пизда. И их старания туда же. Вы, конечно, герои и всё такое. Но если вы собираетесь там просто героически сдохнуть, то толку с этого не будет. Хотя выглядите вы самоуверенно. Кто знает, может у нас ещё есть шансы.
— Мы профессионалы. — Уверенно заявил капитан наёмников. — Этих тварей ни одну сотню со свету изжили. Я итак уже переплатил вам. Я согласился оставить часть своего отряда на стене, ещё и добровольца для того задания нашёл. У нас должно быть место на корабле. Или вы думаете, что ваши регуляры смогут нас остановить?
— Хорошо. — Его седовласый собеседник, что за выслугу лет был одним из ответственных за последнюю и единственную линию обороны, сокрушённо повёл головой. — Но это только из-за вашего добровольца. И где вы откопали такого хряка? На юге, говорите? И почему он вечно молчит? Он не знает нашего языка?
— Нет, просто...
Наёмник постучал костяшками пальцев по голове. Седой понимающе кивнул.
— Ну что, Молчун, ты наш герой!
Капитан улыбался во все свои оставшиеся зубы, как может ласково улыбаться отец нелюбимому ребёнку, от которого выпала возможность избавиться. Он по-товарищески потрепал «добровольца» за его толстую шею. А Молчун улыбался в ответ. Он всегда улыбался. Самый сложный бой не всегда происходит с оружием в руках. Многие описывают смерть как нечто ужасное. Но Чарльз был уверен, что ничего ужаснее расставания с семьёй ему уже не предстоит. Как-то легко оно было на словах. Им — жить, ему — в последний бой. Но дьявол кроется в глазах. Одного взгляда любимых женщин ему было достаточно, чтобы перестать быть уверенным хоть в чём-либо.
Его жена больше всего хотела, чтобы он отправился вместе с ними. Но понимала, что так нельзя. И вместе с тем верила ему. Что он сдержит любую тварь, что осмелится на него сунуться. Словно он был не простым человеком. Будто он мог сдерживать орду болотников хоть в одиночку.
А его дочь, чьё детство прошло среди лишений и изуродованных трупов, кажется, совсем не верила, что отец «догонит их по пути».
Горе настигло семью Торнтонов. И по злой иронии судьбы такое же, что и всех остальных, вплоть до последнего нищего. Болотники. Все пали либо сражаясь с ними на поле брани, либо стали жертвами их налётов, неспособные даже защитить себя.
Остался только Альмарик. Стоит ли ему заниматься возрождением своего благородного рода? А к чему это, если мир уже погибает? Может быть, он даже оставил после себя бастардов. Сейчас его это не волнует.
Распорядитель выписал им зелья молча. Может от старой привычки пресмыкаться перед «голубокровыми», а может от того, что не сомневался в умении палача лишать жизни. Последнее убежище было худшим местом на земле. А худшим местом в нём — лазарет. Он напоминал яму, куда бросали трупы. Груды стонущих тел: больные лихорадкой, раненые и калеки. Некоторые из них даже могли шевелиться.
Вечно во всём обвиняемые, ничего не успевающие и доведённые до белого каления санитары, которым уже было глубоко безразлично, отрезают они здоровые или больные конечности. Никому из больных не давали контактировать с людьми снаружи. У Нито не было возможности последний раз увидеть свою возлюбленную. Но он ещё мог держаться на ногах и сражаться.
Это сблизило его с другим поражённым лихорадкой — Кайлом. Они всё равно умрут. Да и не только они. Наиболее пытливые и смиренные из пациентов уже давным-давно догадались, что их никто не собирается эвакуировать. Просто во всеобщей суматохе и нехватке людей даже не находится того, кто добил бы их всех из милосердия.
Некоторые провожали пару добровольцев восторженными взглядами. Большинство безразлично глядело в пустоту, ожидая неизбежной участи. Тишина, нарушаемая лишь стуком молотков. Тусклый свет факелов. Неизвестность и страх затаились вдали пещеры. В таких условиях весь отряд возводил укрепления, а затем расставлял подготовленные Тиком капканы. Убивают медведя, значит убьют и человека или нечто на него отдалённо похожее, так ведь? Пришла пора пить зелье. Никто не колебался. Изумрудная жидкость была просто омерзительна на вкус и обжигала горло. Пожалуй, вкусовые рецепторы были первым, что погибало под его воздействием. Вначале ничего необычного. Просто чуть кружилась голова. Неожиданный прилив сил. Все переглянулись друг с другом ярко-зелёными глазами. Значит, сработало. Хриплые и весёлые голоса разнеслись вдали. Похожие на смесь звериных звуков и людских ругательств. Болотники. Нечестивые. Грязные. Вечно расплывающиеся в кровожадной ухмылке и предвкушении. Многие из них были облачены в одежды, наспех сшитые из человеческой кожи. Только одна вещь могла сравниться с вашей ненавистью к ним — это их необъяснимая и безграничная ненависть к вам. И они пришли уничтожить вас.
|