А Безмолвный баррикадировал дверь, отвернувшись, не замечая мягкого света кинжала, не обращая внимания на Эвелинн, уверенный, что ей ничего не грозит...
Он старается просто работать, не думая про де Труа, аристократа, которого сгубят горечь и разочарование - судя по всему, довольно скоро. Храмовник уже видел таких: они забыли, за что сражаются - и потому терпят поражение там, где могли бы одержать победу, играючи. Он сочувствовал благородному, чьи дни былого величия остались позади, а впереди - лишь тьма. Не должны такие люди, лучшие из нас, жертвовать собой во имя всеобщего блага жизнью. А может, Роберт боялся однажды проснуться таким же. Забыть, за что и ради чего сражается. И просто искать в сражении смерти.
Может, поэтому он был готов тащить Орсо на своей спине до самого конца путешествия, если придется.
А в ушах снова и снова звучала молитва проводницы. Забавно. Он, храмовник, никогда не молился. Даже в мыслях. А тут, видишь, рейнджер... Слова были чуждыми. Странными. Хотя и привычными. Подобное он слышал множество раз. Все о чем-то просили Создателя. И чем сложнее были времена: тем громче и яростнее просили. Иные - чуть ли не требовали.
Он, Роберт, ничего не просил. Создатель сделал более, чем достаточно, создав все сущее. Дав каждому по силам его. Дав законы - и право выбора, следовать ли им. Мужество. Смелость. Силу. Все это Безмолвный искал в себе - и применял к делу, возвращая таким образом свой долг Создателю. Наверное. По крайней мере, так говорили церковники...
Но за работой и размышлениями кровь Безмолвного стала остывать, гнев отступал, сменяясь сосредоточением. Если подумать - не только в себе он искал все это. Рядом, плечом к плечу, всегда стояли и сражались братья, находя поддержку в этом единстве.
Илль же... Как и все рейнджеры, она, верно, многие дни и недели проводила в полном одиночестве, окруженная тенями. Вот и стал ей Создатель привычной опорой.
И тут снова раздается крик Эвеллин, и сердце храмовника вновь вспыхивает гневом. Как любит эта девица кричать, когда опасности нет и в помине! Поворачивается.
И стоит, замерев, не зная, то ли пытаться сшибить ее с ног, то ли выбить кинжал, то ли просто стоять и смотреть, что случится.