Среди женщин, которых Чарли знал, были интересные и неинтересные. Неинтересные обычно были глупыми, часто смешливыми, от них пахло шампанским, потом и слишком сильно духами. С ними ему становилось скучно сразу после, еще до того, как голова касалась подушки. Если бы ему назвали их имена, он бы пожал плечами или рассеянно нахмурился и ничего бы определенного не вспомнил. Не считая может той, из-за которой он убил человека в Хэйс-Сити.
Интересных он помнил всех. Вернее, он не мог их забыть. О некоторых он вспоминал с улыбкой, но думал, что хорошо, что он исчез из их жизни, потому что ничего хорошего, кроме страданий, это бы им не принесло. О других он вспоминал с грустью, и думал, что... да просто ему было грустно, и он не хотел думать, что могло бы быть, если бы он был кем-то другим. В другой жизни.
От интересных женщин духами пахло легко-легко. Их запах оставался на его руках. Запах с ладоней смывался быстро, но на предплечьях его еще долго можно было уловить. Не все они были красавицами, но было в них всех что-то сильное, женское, магическое, что-то от ведьмы и от святой одновременно. И даже их пот пах волнующе.
Чарли почти всегда знал, что недостоин их, но мужчины, которые крутились рядом с ними, часто были еще хуже. Да и потом, если запретить себе целовать их, то зачем, собственно, жить?
Думал ли о чем-то из этого Чарли Бэйтс, когда поднимался по лестнице, поддерживая под локоть Долли? Пффф, да конечно нет! Вот вы бы, имея на руках четыре короля, стали бы думать о том, как в 1873 в Тускалузе вам не хватило дамы до фулл-хауса? Вот так и тут. Будь достойным мужчиной или будь недостойным, прекрасным семьянином или легкомысленным вертопрахом, только пожалуйста, когда дама вдруг прижимается к тебе на темной лестнице, не будь таким тупицей, чтобы думать о ком-то другом, кроме нее — для таких балбесов в аду точно есть специальная печь, и неважно, ходят ли они в церковь по воскресеньям.
Чарли был весь поглощен игрой, и не мог не отметить, что Долли играет сочно. Эта игра — та самая, которую пришлось придумать, после того, как люди вылезли из пещер и изобрели брак. Ранее, вероятно, мужчина просто тащил самку в кусты, и это было окей, но потом люди придумали собственность друг на друга, а все остальное обладание друг другом объявили нелегальным. С тех пор мужчине и женщине, которые хотели друг друга, пришлось прибегать к флирту. Он заключался в том, что обе стороны постепенно сокращали расстояние, не в физическом смысле, конечно, хотя и в нем тоже, сокращали расстояние осторожно, с помощью намеков. А мужчина и женщина - это как железо и магнит, и в какой-то момент расстояние становится столь мало, что притяжение оказывается заведомо сильнее моральных или каких-то других принципов.
Чарли никогда не злился на женщин, которые играли с ним, потому что когда он ставил себя на их место, он понимал, что смотреть, как мужчина будет извиваться ужом на сковородке, напрягать мозг, быть галантным и ходить павлином — это весело, интересно и, возможно, для некоторых дамочек даже увлекательнее, чем второй акт пьесы. Его вгоняли в уныние женщины, в которых в последний момент просыпался настоящий, неподдельный стыд. Это портило вообще всё удовольствие и ему, и им самим.
Долли была не из первых и не из вторых, и играла в по-европейски быстром темпе. Чарли понял, что его витиеватое предложение было, пожалуй, для нее немного чересчур церемонным, но хорошо легло в их прежний разговор о грубости местных нравов.
Если дама дает тебе понять, как она прекрасна, впускает в свою комнату, а потом еще садится на кровть и просит её раздевать, то... тут Чарли увидел чулки в сетку на ее стройных, сильных ногах, и забыл обо всех играх на свете. Притяжение железа и магнита — всегда пропускаешь сам момент, когда оно приходит.
— Что ещё мне расшнуровать? — спросил Чарли, и голос его был глуховат, а глаза чуточку бешеные, и как только её влажные, чуть припухлые губы раскрылись для ответа, но раньше чем прозвучало "всё что хочешь", Чарли приник к ним своими губами в поцелуе, и вы бы не назвали его робким.