Отплытие "Энтеи" из порта Итеон оказалось связано сразу с двумя не слишком приятными событиями. Первым стала преждевременная кончина Тумана, хорошо узнать которого так пока ещё никто и не успел. На кой ляд ему понадобилось запрыгивать на клетку; и чего пытался этим добиться... тяжёлый удар дубиной по голове табакси, вызвавший обильное кровоизлияние в мозг, навсегда оставил эти вопросы без ответа. Похороны артиста прошли скоро, тело уложили на принесённые Нишисом доски и придали огню - едва ли так было принято в его племени, но в море выбирать не приходилось.
Вторым событием же стало... отсутствие события как такового. Вернее, отсутствие Танитриэль, о существовании которой теперь напоминал лишь лёгкий аромат её духов в той комнате, что считанные минуты занимала чародейка. Позднее Нишис с удивлением сообщит, что видел, как эльфийка растаяла в облачке тумане прямо на палубе спустя считанные секунды после отплытия - и тут же ступила на пирс футах в тридцати от судна, спешно направившись прочь. Что бы за дело ни увело девушку настолько поспешно, сообщить о нём своим недавним попутчикам у неё не нашлось то ли времени; а то ли желания.
Но вроде как на этом злоключения команды подошли к концу. В ближайшие несколько дней море оставалось спокойным и покладистым; ветер попутным; тяжёлые свинцовые тучи, что маячили на горизонте, и не думали приближаться - а, скорее, словно сами убегали прочь от корабля! Всё это время обеспечением пассажиров и готовкой занимался шустрый хоббит, оказавшийся недурным коком и добрым малым, определённо ценящим компанию куда больше угрюмого капитана-дварфа. Он же помог А-Альфа как со сбором трав и прочих ингредиентов для погребения; так и показал ему несколько основных созвездий и научил определять по звёздам сторону света. Таргон же больше пропадал в своей каюте; либо же стоял с трубкой у штурвала, награждая попутчиков тяжёлыми взглядами из-под своих густых бровей. Как ни странно, но эта необычная пара вполне справлялась с кораблём и без чьей-либо помощи, с трепетом относясь к "Энтее" и оберегая её от любого вреда.
Лишь на второй день, пребывая в очевидно хорошем расположении духа из-за удачной погоды, Таргон снизошёл до разговора с Сумом. Недовольно поморщившись от упоминания Форвейна, дварф набил табаком трубку и поведал о том, что каких-то сорок лет назад и слыхом не слыхивал ни о каких Форвейнах. Они возникли из ниоткуда, как чирей на заднице - а, как общеизвестно, одни только чиреи так и возникают; никак не баснословные состояния! Едва ли их можно заработать с такой скоростью честным путём. А всех грабителей, пиратов или тем пуще работорговцев Таргон с радостью протащил бы под килем. Чем-то подобным для него попахивают и делишки Форвейнов, даром что деньги те платят хорошие и ни на чём запрещённом, судя по отсутствию слухов, пока не попадались. Так что доверять дварф советовал только себе самому, пинте крепкого эля, да кисету табака. Вертя же в руках обнаруженную жемчужину, эльф мог понять, что она представляет собой дар Элии, скрывающий больше, чем красивая оболочка... но что именно, этого внутренний взор паладина раскрыть пока не мог.
И в середине пятого дня плавания, упражняясь на палубе с оружием, Суврок первым заметил на водной глади крупный кусок древесины с распластанным на нём силуэтом. Импровизированный плот покачивался на волнах чуть в стороне от пути "Энтеи", и спустя полчаса корабль оставил бы эту находку далеко позади. Больше на палубе никого не было: судя по запахам с камбуза, Нишис был занят обедом; а капитан, как обычно, пропадал в своей личной каюте. По мере приближения судна, что продолжало уверенно держать указанный курс, тифлинг мог разглядеть на доске худощавого человека в некогда весьма хорошей; но сейчас уже пропитанной солью и местами рваной одежде.