И всё-таки шум зрительских трибун и гам переполненного трактира - это совершенно разные вещи. Начиная от публики, её общего настроя и заканчивая спёртостью воздуха замкнутого помещение, всё здесь говорило не в пользу того, чтобы оставаться. Но покуда Шейн был связан обязательствами перед Амарант, ему было сложно привыкнуть к обстановке. А вот гоблину, его закадычному другу по рабским временам, такое окружение импонировало, и он чувствовал себя как... как...
- Как рыба в воде, так гоблин в кабаке. - повторил шёпотом табакси, вспомнив одну из наименее пошлых присказок зеленокожего.
Коту очень не хватало общества коротышки в эти минуты. А ведь он даже не запомнил его имени, хотя тот неоднократно называл его, но делал это так, что в итоге никто не помнил, да и имена, походу, были разные, но никого это не смущало - прожжёный пройдоха. И вот потому-то коту и представилось, что, будь гоблин рядом, он бы мигом разрядил обстановку, и она стала бы восприниматься совершенно иначе. Но так как его рядом не было, а скука и раздражение накатывали неумолимо с такой силой, что кружкой пива точно было не обойтись, Шейн пошёл на смелую хитрость - попытался заставить себя представить, что гоблин стоит рядом. И надо же, получилось!
- Смотри, как поёт. - обратился он к образу коротышки, устроившегося на табуреточке под боком и почесывающим бородёнку, от которой писались кипятком все служанки господина по неизвестной табакси причине.
- Да, Винки та ещё конфетка. Обычно, когда обёртка так блестит и отсвечивает, внутри говно редкостное или даже что-то шоколадное, но подтаявшее. Но эта сладенькая. Сколько раз ты ей уже вдул?
- Эм... ещё ни разу... - кот потупил взор, словно малое дитя, совершившее шалость.
- Бляха, да как так-то!? А чего она тогда такая заведённая? Кто ей уже вдул? Может, я? Эх, совсем забывчивый стал, таких девчонок забываю.
- Ну, поёт она здорово.
- Ты, котяра, с темы не слезай. Ты ещё вчера должен был её взогреть так, чтобы до сих пор перед глазами звёзды плавали, и чтобы она не то что на сцене петь, а чтобы вообще с кровати не слезала.
- Да я одну уже взогрел перед... Эй!!! - Шейн вспылил и ударил себя кулаком в грудь, рассерженный на то, что гоблин лезет в его личные дела и откуда-то знает, как зовут блондинку и что у них было намедни, но потом вспомнил, что сам же его придумал, чтобы не скучать, а потому он знает ровно столько, сколько знает сам кот и ни каплей больше.
- Мне не хочется распыляться на много самок. Достаточно и одну...
Тут Шейн схлопотал такую звонкую пощёчину, что, казалось, она вполне реальна. Гоблин же угрожающе потряс пальцем.
- Следи за языком! Одну ему, видите ли! Шейн, посмотри на себя - здоровый бык с полуметровым хреном, и одна бабища!
- Ну не полметра, конечно...
- Да ты от станка вообще не должен отходить! Целый гарем текущих и ревущих баб! Тебе это нужно, это, блин, твоё предназначение!
- А ты давно гадалкой заделался?
- Я много кем заделывался и могу заделаться. Но вернёмся к нашим баранам. Мне просто решительно непонятно, почему ты стоишь без дела? Ты слышишь этот прелестный голосок? Просто представь, как эта крошка будет визжать под тобой! О-о, услада для ушей... и других частей тела, хе-хе!
- Слушай, рабские времена прошли, и это уже совсем другое дело. Раньше мне было нечего терять, и я мог драть кого угодно, так как на следующий день мог запросто лишиться головы или испустить кишки на песок арены. А сейчас я свободен, и я больше не хочу связываться с кем попало.
- А ты и не связываешься с кем попало! Посмотри на всех женщин, которых ты видишь, посмотри на всех красоток, что смачно вихляют ягодицами и манят, манят. Они все твои, Шейн! Они - твои! Просто пойди и возьми!
- Ну не знаю, не знаю, как-то это...
- Трус.
- Что? Нет, это не...
- Трус! Трусливый котёночек!
- А ну прекрати! Я не трус и никогда им не был!
- Да-да, трусишка! - а затем гоблин начал нараспев в манере детской песенки, громко и скабрезно, - Трусишка котик чёрненький по лавочкой сидит! Писюнчик свой огромненький трусливо теребит! А мимо ходят самочки и весело поют, что их вагины узкие трусишки не еб...
- Ах ты же сука! - взревел табакси и, рывком схватив зеленокожего, поднял его на уровне плеч, - Да я их всех выебу! Всех!
Правда, в этот момент фантазия утратила силу, ибо перетекла в уж слишком сильное взаимодействие с реальностью. Шейн понял, что последние слова сказал достаточно громко, а в руках держит ни в чём не повинного дварфа, который сидел на месте воображаемого гоблина и вообще спал с бутылкой в обнимку, но вот теперь проснулся и, не ощущая спьяну земли под ногами, заверещал как хрюшка. Пришлось его немедленно поставить и отвернуться, сделав вид, что ничего не было и вообще прикинуться табуреткой.