В этой схватке, как и во многих других до этого - бесчисленное множество их было - Шейну не нужно было выражать свои чувства при помощи слов. Единственное, чем он мог удостоить врагов - своим звериным рёвом и редкими, простыми и не всегда членораздельными словами. Но даже тогда он делал это не столько из желания проявить эмоцию, а просто... просто потому, что ему нужно было высвободить воздух из лёгких, что, возможно, мешал ему совершить тот или иной боевой выпад с нужной силой и стремительностью.
В этой схватке Шейн не говорил вообще. Один из немёртвых противников пал под ударами его секиры, и он не собирался завершать череду убийств, а тем более разглагольствовать раньше времени.
В этой схватке он хочет быть победителем, дабы после вернуться туда, где ему нальют крепкого пойла, сытной мясной пищи, а потом... А потом он с кем-нибудь спарится. Да!
Кровожадный труп схватил его за оружие, схватил за руку и нанёс последней травму. Но боль лишь вызвала злобный оскал на мордце табакси, и именно с таким выражением лица он контратаковал упыря, сделав это со всем возможным изяществом и смекалкой. Свободной рукой он потянул древко секиры вниз так, что оно скользнуло вдоль хватки, своей и упыря. А когда обоюдоострое топорище оказалось на уровне их лиц, кот, собрав все силы в один мощный толчок, резко толкнул топор вперёд, вонзая острую и тяжёлую сталь прямо в морду твари, что жаждала его плоти и крови. Ну так хлебни сперва своей, отродье!