Осознание стылым ветром обдало лицо, унося прочь дурацкую улыбку. У жизни скверное чувство юмора, и если она погладила тебя по щеке – знай, с другой стороны сейчас прилетит хук.
Первое, что делает Паладин – нащупывает сброшенную маску и поспешно надевает, чувствуя странную неловкость перед Призраком за торопливую суетливость этих движений. Словно отгородился от него непроницаемой стеной визора, провел черту, заранее похоронил. Паладин прекрасно знает, что скверна – это приговор. Билет в один конец на экспрессе страдания. Но все равно чувствует себя немного предателем. Тревожащий калейдоскоп эмоций переполняет спектра, как будто в бою с зеленоглазым монстром сломалась какая то печать, и вся эта дрянь потоком хлынула наружу.
Призрак был ранен в грудь. Если заражение уже добралось до кисти, дело дрянь. Скоро, очень скоро оно проникнет в мозг. Сколько осталось ему? Минуты? Секунды?
Паладин подбирает искрящий зеленым меч убитого получеловека. Приставляет клинок к груди Призрака, с поправкой на его аномальную анатомию.
Они никогда не были близки. Сейчас – ближе, чем когда-либо. Ирония. Что может быть интимней, чем двое на крыше и разделяющее их острие меча? Момент наивысшего единения между палачом и его жертвой. Вся суть работы спектра. Паладин не испытывает сомнений, только сожаление, острое, как лезвие силового клинка. Ему жаль Призрака. По настоящему жаль. И лишь поэтому он делает то, что делает.
- Прощай, - звучит искаженный электроникой голос.
Паладин отворачивается, чтобы не видеть лицо Призрака, не запоминать момент его смерти.
И делает выпад.
Во встроенных динамиках настойчиво шуршит тревожный голос диспетчера.
- Паладин на связи. Все в порядке. Угроза... устранена.