Трёхголовое чудище вдруг растворилось в воздухе, отчего кровавые кляксы, оставленные Таласом на его шерсти, потеряв опору, плюхнулись в потоки воды и обратились в тёмные струйки, уходящие в песок. От чудища, как и прежде, не осталось ничего… Почти ничего — тяжёлое чёрное облако, слегка искрящееся под светом луны, нависло над площадью, и Талас сразу влетел в него. Тут же глаза, нос, горло стало резать, будто в лицо швырнули горсть мельчайших лезвий. Борясь с льющими слезами, кашлем и пытаясь попасть мечом в ножны, Талас пошёл наугад сквозь чёрные клубы.
«Пф-ф, что за непуганые людишки пошли! Перед ними распинаешься: подкрадываешься, орёшь прямо в уши, а они тебе: „Привет!“. Вот нет, чтобы смешно подпрыгнуть! Или взвизгнуть хотя бы… Даже эта… волшебница — я ей прошлой ночью мышь подкинул и по уху стукнул, а она что? „Ути-пути“! Пф-ф», — серый разбойник стал перед Калехедой, изображая на морде непонимание человеческой речи.
В это же время его напарник шатался, окутанный неведомой гадостью, тыкаясь туда-сюда, словно слепой котёнок. Кокс повертел головой, навострил уши, и, двинувшись в его сторону, подал спасительный голос: «Мау?» Полуэльф послушно повернулся в его сторону. «Мау!» Тот пошёл смелее. Так вместе они добрались до крепостной стены. Здесь, под выступающими камнями, дождь хлестал не так яростно, и Талас уселся, или скорее сполз спиной по холодной кладке на песок.
С трудом откашлявшись и прочистив от яда нос, он, орудуя одной рукой и помогая зубами, принялся бинтовать изуродованное плечо, подсовывая под бинт стрелы, чтобы хоть как-то закрепить раздроблённые кости. Материя всё норовила выскочить из пальцев, мгновенно намокала и становилась красно-бурой. Талас пыхтел, скрежетал зубами и надеялся на лучшее.