— Всем нам грозит гнев пробудившегося бога!
Слова Эльфриды гулко зазвучали под потолком зала. Среди монахов прокатился тревожный ропот.
— О чем ты толкуешь, девочка? — грозно, но с некоторым сомнением, спросил брат Генри.
Волшебница рассказала все, что ей было известно. С каждым ее словом монахини вздыхали, а монахи испуганно переглядывались друг с другом. В их глазах читалось осознание нависшей над ними беды — разрозненные и смутные опасения принимали ясную форму. Части мозаики складывались в общую картину, и картина эта была ужасающей.
Да и сама Эльфрида начинала чувствовать тревогу: размышления о Демонах Тьмы действовали на нее удручающе, особенно учитывая глубину ее познаний. От Ады Эльфрида знала, что заточенные в башне за Черными Вратами, Демоны находят способы общаться с живыми, искушая их сомнительными сделками. Они находят среди живых служителей и действуют их руками, ни на минуту не переставая активно вмешиваться в происходящее в мире.
— Помогите мне разобраться во всем происходящем. Расскажите, что случилось с настоятельницей, и тогда я больше вас не потревожу.
Старец спустился по лестнице вниз, подошел почти вплотную к Эльфриде, и, исподлобья буравя ее взглядом, полушепотом сказал:
— Вельга знала все это. Она говорила, что время благоденствия на исходе. Говорила, что этот Тихий Вторник будет последним. Но ее пророчества были туманны и путаны... «Когда Кот съест Рыбу, появится Волк» — говорила она. «Молот Быка за пятью вратами, а за молотом Волка полетит Железная Птица»... Мы ничего не понимали. Все это походило на безумие! Она говорила ужасные вещи, но при этом призывала нас сдерживать страх, так как «он питает Волков». То молчала по нескольку дней, то начинала говорить загадками. Недавно она сказала, что ей лучше умереть, потому что «Волки приходят из-за нее». Волки, волки, постоянно толковала про волков! Не знаю, где она взяла этот проклятый яд. Возможно, она с самого начала знала, что все будет так, и готовилась к смерти.
На улице шел дождь. Талас сидел на крыльце, поглаживая Кокса, и печально жевал ягоды, отобранные у Лодьгьена — обычная черновка, даже без сахара. Ленивые все-таки эти гноллы, ни семечки не вынули, ни черенок не оторвали. Как будто понабрали первое, что рядом росло. У подножья холмов черновка обычно растет большими такими кустами по пять-шесть штук разом. Особенно много ее на восточной стороне холма — черновка любит рассветное солнце. Там-то, наверное, гноллье логово и есть.
— Мы не услышали ее. Не поняли ее слов. И теперь она мертва... — подытожил брат Генри и махнул рукой монахам. — Расходитесь, Тьма вас побери! Делайте, что должны, хватит болтать попусту!
— Кхм... прошу прощения за мою бесцеремонность... — встрял Друлаван. — Но вы осматривали тело настоятельницы? Есть веские причины думать, что ее отравили. Если это так, возможно, на теле убиенной могли остаться следы борьбы. Это необходимо проверить, иначе предполагаемый убийца может остаться безнаказанным.
Брат Генри открыл было рот (и лицо его выражало крайнюю степень раздражения), но вдруг Ларс отчаянно залаял, задрав голову кверху. Все инстинктивно посмотрели туда.
За балюстрадой на втором этаже чернела тень крупного волка. Сквозь его тело виднелись стена и дверь, которую он загораживал. Долгие пять секунд волкомрак смотрел на собравшихся красными светящимися глазами без зрачков — не двигаясь, не дыша и не моргая. За это время в голову Друлавану, который весь путь до храма перекатывал в сознании имена демонов, пришли нужные сроки:
Пали пред Волком ниц
И Годрх, и Гбартх, и Хырмрагг,
И Брахр-Опустошитель-Глазниц
И бросил Фенрад их во мрак...
На небе вспыхнула яркая молния, и до Таласа одновременно донеслись грохот грома и крики испуганных монахинь. Волкомрак бросился к ним, совершив головокружительный прыжок через лестницу. Служители храма бросились врассыпную, и носилки с телом Вельги глухо ударились о пол. Пестрое одеяло сползло, открывая бледное лицо усопшей. Волкомрак, облизываясь, пошел прямо к ней.
Что вы будете делать?