Стоявший на улице Гуго флегматично осматривал брусчатку и внутренне смирился с тем, что они с командой опять творят что-то нехорошее. Девиц раздевают, калек мучают, кареты портят. Когда же герр доктор попросил рыцаря помочь убедиться в том, что кучер действительно немой, в уме у Химмельштоса что-то перемкнуло. Странная желтая нехристь с ее странными словечками могла бы назвать это "необрабатываемым исключением", но рыцарь таких сатанинских наименований не знал.
"Если человек молчит, то как можно выяснить, нем ли он или просто не хочет с тобой говорить?" - мучился Гуго неразрешимым в его понимании вопросом. Ну допустим, рыцарь ему ребро сломает, а он закричит благим матом "Что вы за христиане такие, что меня еще сильнее калечите!". Но может и не закричать, и ни словечка ни сказать, потому что знает, что доктор тогда еще сильнее обидится. Или просто потому, что надо. Следовательно, придется ломать второе ребро. Потом еще что-нибудь, а он может так и не заговорить. А силы свои Гуго рассчитывать плохо умеет.
В результате у них скорее всего будет мертвый кучер, который то ли нем, то ли нет. У господина инквизитора, которому рыцарь помогал, было много таких, про которых уже не скажешь, еретики они или не еретики. Но инквизитор на таких всегда чертыхался, потому что надо всегда точно доказать, кто христианин, а кто нет. Этим и занимается святая инквизиция, и на бумагу все заносит, а не бессмысленное головотяпство устраивает.
Воспоминания о господине инквизиторе вдруг осенили Гуго: он вспомнил метод, которым тот пользовался, когда не мог докопаться до истины. Надо поймать говорящего сообщника кучера, и уже у него выпытывать, настоящий тот калека или мнимый! Поглядев на баронессу и по давнему опыту прикинув, скажет ли она, что кучер притворяется, если ей сломать ребро, рыцарь про себя отметил:
- Скажет, еще как скажет...
Эту фразу он нечаянно произнес вслух, да еще с той же самой интонацией, с какой инквизитор произносил.