Отпуск Грим, как и загадывал, провел дома с мамой. Благо жила она тут же, в пиратском поселении. Домик ее стоял аккурат между двумя трактирами, и хоть в них и творились круглосуточно разврат и вакханалия, но между двумя этими питейными заведениями пираты, даже пьяные в дугу, ходили на цыпочках и если и распевали похабные куплеты, то исключительно шепотом.
Старушку так расстрогали заработанные Гримом шрамы, что она, смахнув слезу, достала откуда то с антресолей и вручила орку знаменитую папашину секиру, которую тот ласково называл Малютой, и его же не менее знаменитый обрез двуствольного штуцера для охоты на особо крупных драконов, из которого папа Грима любил палить по проплывающим мимо кораблям, когда был не в духе. То есть всегда, когда находился дома и не участвовал в очередном разбое.
- ОТДАШЬ ЭТО ГРИМУ, КОГДА ОН НАКОНЕЦ ТО СТАНЕТ МУЖИКОМ, БЛЕАТЬ! - торжественно процитировала она последние слова мужа, - Держи, сынок. А теперь ступай и надери им всем жопу как следует. Но учти, если утонешь, домой можешь не приходить!
И снова поход за дукатами, соленый морской воздух, гул ветра в парусах и завывания Бетти на корме. А еще у Грима случился день рожденья! Вроде бы. Или свадьба? А может, день Великой Победы вооруженных сил Мордовии над всеми подряд? Словом, явно был какой то повод надраться ромом до состояния корнеплода. Кажется, песни были, танцы, Шмыга орал что он эль капитано этой эль барко, причем, похоже, прямо на ухо Фаэтону, а какой то незнакомый тип в черной пижаме все время салютовал с правой и поднимал тосты за здохговье дядюшки Ади, щоб я так жил.
В итоге в данный момент Грим пребывал в волшебном мире алкогольной интоксикации, валяясь в трюме за бочками с маринованными каштанами и наводя панику среди местных крыс громогласным храпом.