Комиссар и его помощник ещё долго смотрели на то, как Джон пьёт предоставленную ему воду прямо из большой солдатской фляги - сейчас эта жижа казалась молодому человеку, побывавшему на том конце жизни, особенно вкусной. А затем мужчины переглянулись и кивнули друг другу.
Что же, при ином раскладе, Хэнд запросто мог оказаться в наручниках, либо, что ещё хуже, в смирительной рубашке. К счастью, расклад был совершенно иным, и вместо всего этого музыканта ждало сопровождение в гостиницу, где ему уже в свою очередь и был приготовлен кофе - как обычно, с изрядной долей цикория, и он наверняка заменял бы собой напиток целиком, если бы Генри не подсуетился. Странно, но именно сейчас юноша ощущал какую-то сакральную потребность именно в кофе, в его самом настоящем и реальном воплощении, словно это был не просто вкусный и бодрящий напиток всех времён и народов, наследие предков в самой своей кофейной сути, а самый настоящий элемент головоломки, скрепляющая субстанция, без которой не сложится мозаика.
"Гарцующая кобыла" - и вновь ты собираешься дать усталому музыканту приют. Впору назвать тебя вторым домом, и на сей раз со всей ответственностью, ибо, если раньше её апартаменты разделяли лучшие моменты в жизни парня или же просто нейтральные, то за последние дни она стала свидетелем горьких событий. Сначала утрата любимого музыкального инструмента, а теперь ещё и непонятная, но в то же время совершенно понятная по своей природе опасность, от которой нет никакой защиты. Впрочем, защита была, но пустая тесёмка в кармане, в волокне которой застряло несколько деревянных крошек, некогда бывших амулетом, напоминали, что и эта броня хрупка и недолговечна. Стоит ли вновь наведаться к Ронде? При всех своих странностей, женщина не была шарлатанкой и умалишённой - да, она всё ещё производила впечатление такой даже в воспоминаниях о недавней встрече, но это, по всей видимости, было не иначе как плодом реальной встречи с тем, с чем Джон сталкивался на протяжении своей жизни, используя дар. Дар, сродни проклятью. И как же его сейчас, наверное, понимал Уотсон. Старый хирург верил Хэнду, и верил осознанно, но каждый раз огорчался, чувствуя своё бессилие в попытках помочь. Ни медицинская квалификация, ни комиссарский револьвер - ничто из этого не могло помочь экстрасенсу, когда угроза приходит оттуда.
Но вот что комиссар понимал точно, так это то, что вести Джона в гостиницу нельзя. Вместо этого, вовремя изменив курс, чтобы не случилось сильного крюка, они пошли к нему домой.
Аромат варящегося кофе перебивал пряный дух цикория в составе бурлящей на плите смеси. Как и ожидалось, Генри не стал жадничать и смешал всё в равной пропорции, но даже он не мог шиковать слишком часто - всё-таки дорогое удовольствие, даже на фоне вот уже несколько лет как закончившейся войны.
На этот раз музыканту посчастливилось пройти дальше стоматологического кабинета, что располагался сразу после входной двери. Благодаря этому пациенты не топтались по личному пространству, ограничивая себя лишь пятачком коридора, да и неохота им было лишний раз подле комиссара задерживаться. Хэнд же этого нисколько не боялся, но так уж вышло, что в непосредственном жилище доктора он бывал впервые. Стоило подивиться скромному окружению - Уотсон не обременял себя излишествами, даже имея нормальный оклад, соответствующий своей важной государственной должности и учитывая прибыль от медицинской практики. Неужели так много тратил на кофе? Ну, как одна из причин, вполне возможно, но усматривалось в этом также и самостоятельное стремление к тому, чтобы не баловать себя попусту. Ещё до того, как воздух наполнился ароматами готовящегося напитка, Джон услышал знакомую больничную атмосферу, не такую явную, как в самом кабинете, но довольно заметную. А куда деваться, когда ты по жизни доктор, и на одной полке с мукой и крупой у тебя стоят бинты и дезинфицирующие средства? Нет, конечно, всё не настолько ужасно, но тенденция прослеживалась - в доме кожевника всегда будет дубильней, в доме водителя соляркой, а в доме музыканта... красивыми женщинами, наверное? Если честно, обычно в их домах пахнет бедностью, а нередко и алкоголем - да, это Хэнд талантлив и харизматичен, и все ему всегда рады на сцене, готовые осыпать марками, но далеко не всем так везёт.
Потягивая кофе из большой эмалированной кружки и наслаждаясь его вкусом и ароматом, обещавшими дарить это наслаждение ещё очень долго ввиду большого объёма тары, Джон вынужден был долгое время просидеть в молчании и почти полной тишине. Оставив Гурина искать бумаги на Перкинса в архивах, комиссар, должно быть, в какой-то момент решил, что сержант сам не справится, и хотел было вернуться в участок, оставив парня дома, ибо доверял ему как порядочному гражданину, однако, уже в дверях был застигнут двумя посетительницами. Немолодые дамы жаловались на зубную боль самой старшей из них, и так настаивали, что хирургу пришлось согласиться и пустить их в кабинет. Следующие полчаса музыкант слушал тихий, сильно приглушённый толстыми стенами бубнёж, постукивание инструментов и короткую работу бормашинки с механическим приводом - должно быть, какой-то простой, пустяковый случай, но вот в этом музыкант уже не разбирался. Куда интереснее ему сейчас было под более громкий и мерный звук ходиков больших настенных часов разглядывать обстановку зала, где проходила вся закулисная, исполненная житейской рутины жизнь комиссара. Комиссара, что в прошлом, должно быть, был просто блестящим хирургом, о чём красноречиво говорили не один, а целых несколько дипломов, выписанных в разное время, что в свою очередь значило, что хирург развивался на протяжении всей своей многолетней практики и уж навыка точно не терял. А ещё очень интересным было большая военная фотография. Их редко делали большими, только по особым случаям, но вот тут, видимо, был как раз один из таких. В простой, но очень большой рамке половину площади занимало групповое фото докторов и медсестёр какого-то учреждения, госпиталя, должно быть. Джон как-то видел фотографию ведущих докторов столичного госпиталя - так буквально кучка людей, все солидные, в халатах, с лихо накрученными усами позируют фотографу. А это прямо весь-весь персонал засняли, всех медсестёр и, наверное, даже наёмных прачек. Почему их тоже? Потому что вторую половину рамочного пространства занимал лист бумаги, где было подписано, что это работники военного госпиталя в Примме, и что фото сделано во время войны, во второй её половине, когда сход сражений уже повернулся в другую сторону, но работа медиков продолжала кипеть, и текущих кадров не хватало. Разумеется, всё это было напечатано мелким шрифтом, ну а дальше ещё более мелким шло перечисление всех и вся. Хэнд, после того, как рассмотрел лица всех молодых сестёр милосердия, попытался найти среди мужчин самого Уотсона - вне всякого сомнения, он должен был там присутствовать - но так и не справился с этой задачей. Однако, для того, чтобы убедиться в этом наверняка, от безделья принялся читать имена и фамилии. А их было очень много:
...В. Абрамс, медсестра
С. Энистон, медсестра
А.А. Борнхейм, санитар...
Список шёл в алфавитном порядке, но, зная косяки некоторых писарей, парень решил не упустить ни одной строчки, идя от начала к концу.
...Л. Хартман, санитар
К. Хизер, медсестра
Б. Химейер, медсестра...
Уотсон должен был быть где-то в конце списка, так как, несмотря на идущие впереди инициалы, последовательность явно определялась по первой букве фамилии.
...М. Уорхолл, водитель
Б. Уотсон, санитарка
Г. Уотсон, старший хирург...
Ага, вот он! Удивительно, но, лишь убедившись, что комиссар реально есть на фото, Джон тту же нашёл его физиономию - слегка замыленную из-за огреха фотографа при проявке, и явно менее седую и более волосатую, чем ныне, но это точно был он. В халате, на среднем плане. Наверное, то, что врачи не стояли одной отдельной линией, а находились кто где, среди простых санитарок, не стремясь ни к какому разделению по классу, и не позволило отыскать его сразу. Однако, какие были времена, какие были люди - все делали одно дело и не смотрели, кто врач, кто офицер, кто простой солдат, а кто копает могилы. Все делали свою работу во имя великой цели, и цели отнюдь не честолюбивой, а самой что ни на есть простой - победить, чтобы выжить. Жаль, не подписано всё-таки, кто под какой фамилией скрывается, только знаючи в лицо можно отыскать, а то было интересно узнать, кто такая Б. Уотсон и насколько родственницей она является Генри. Хэнду иногда встречались однофамильцы, которые друг к другу вообще отношения никакого не имели, но такое случалось очень редко, и предчувствие музыканта никогда не обманывало. Впрочем, сейчас это не самая важная задача.
Кофе кончился. К счастью, случилось это ровно в тот момент, когда на порог тяжело ухнула нога Леонида, а затем он не менее громко хлопнул дверью. Комиссар был с ним - закончив в женщинами, он незаметно ушёл, оставив парня одного, но время пролетело незаметно, и вот они снова все вместе. Сержант с папкой в руках проследовал в зал вместе с Генри и ухнул пыльную, пожелтевшую папку на стол в центре комнаты.
- Вот всё, что есть на Эйба.
- Не густо. - прокомментировал комиссар малые объём и толщину документов.
Папка выглядела так, что её открыли, подписали, заполнили документами, закрыли и сложили в архив в один и тот же день, и с тех пор та так и лежала. Подобная судьба постигала многие документы, но надо было отдать должное рэдволтским бюрократам - как бы их не ненавидел простой народ, их вклад в сохранение истории, порой очень неприятной, но зато правдивой и проливающей свет на всё и вся, был просто колоссальным. И вот один из их трудов, способный дать ответы. Пожалуй, стоило дать специалистам, то есть Гурину и Уотсону, сперва покопаться в этом деле.