- Когда я служила в армии... - Крис сделала паузу после этих слов, которую делала всегда, предваряя тем самым начало очередного рассказа о её бравых похождениях на войне, - Мне довелось работать на кухне. Это такое место, куда действительно умеющим готовить людям лучше не попадать. Либо у тебя случается культурный шок, и остаток своих дней тебя трусит от вида кастрюли и поварёшки, либо ты остаёшься работать там до конца жизни, но в этом случае можешь попрощаться со всеми своими прежними представлениями о том, какой должна быть пища. Вкус? Красота? Отставить, солдат! Пища должна быть предельно питательной и безвредной. Пища должна занимать минимум места в походной сумке солдата, а её употребление не занимать много времени. Кроме того, процесс её приготовления так же должен быть быстр и доступен в любых масштабах. А вкус - дело последнее, до которого у тебя при всём желании руки не дойдут. Работа на кухне ведётся от рассвета и заёба. Но если ты попал туда, то, скорее всего, тебе уже никогда не придётся брать оружие в руки, а едой ты будешь обеспечен сверх всякой меры до конца жизни. Если, конечно, сможешь к ней привыкнуть.
Миллер говорила так, словно действительно всю войну просидела на кухне. В это можно было бы поверить, если бы не увечье, получить которое повару надо очень постараться, а также то, что и о других вещах женщина рассказывала в своё время не менее убедительно и с присущей ей грозной бравадой, словно каждый раз она читала по памяти какую-нибудь пропагандистскую листовку.
Дорога пошла быстрее и увереннее, когда хорошие разговоры, да на полный желудок, возымели своё законное место в качестве извечного занятия добрых путников. Элли так и вовсе начало клонить в сон со страшной силой, и на жаре, разморённая и эмоционально подуставшая, она сама не заметила, как прикорнула, склонившись на шею ослика - Барбаро, подлец, вместо того, чтобы взбрыкнуть, напротив, пошёл тише, мягче, словно нарочно желая убаюкать всадницу. А может это был его коварный план, чтобы, когда та заснёт окончательно, скинуть в пыль? К счастью, нет.
...Длинная очередь солдат, конец которой терялся где-то в сизой дымке, выстроился к гигантскому котлу с чашками в руках. Возле него стояла Кристи в фартуке и колпаке и обеими руками мешала странного вида кашу. Когда очередной боец подходил с чашкой, та плюхала из здоровой поварёшки порцию, выливавшуюся через край, и тот сразу же начинал черпать её ложкой, отходя с пресной миной и приговаривая: "Как невкусно, как невкусно. Зато сытно и питательно".
- Да я эту баланду могу одной рукой готовить сколько угодно! - хвастается Кристи.
Как вдруг прилетает большая-пребольшая птица, на голове которой фуражка с молотом и шестерёнкой, взмахивает острыми как бритва крыльями и отсекает руку женщины. Та сразу становится грустной, но зачем-то кидает отрезанную руку в котёл, где та и растворяется. Птица улетает, а очередь кормления и готовки продолжается, но уже в два раза медленнее.
Элли наблюдает это со стороны, сидя верхом на взнузданном как лошадь бегемоте, в седле и с вожжами в руках. Она чувствует, что сзади кто-то сидит, разворачивается и видит женщину с ярко-красными волосами. Незнакомка опирается ладонями ей о плечи и притягивает к себе, чтобы с безумным взглядом и широченной до безумного улыбкой заглянуть той прямо в глаза.
- Проснись, а то сдохнешь. - громко шепчет она и что есть силы встряхивает Элли за плечи...
Лэйн проснулась как от резкого толчка. Резко отлипнув от гривы ослика, она выпрямилась в седле и машинально осмотрелась. Они по-прежнему ехали вдоль унылой и однообразной тропы. Ничего не изменилось, разве что солнце перекочевало левее и стало над самой головой. Полдень. Кристи молча ехала впереди. Кажется, всё спокойно. Элли помассировоала затёкшую щёку - должно быть, ослик просто оступился, и её тряхнуло в седле. Но почему так болят плечи, словно их действительно кто-то сильно потрепал? Дурацкий сон оставил после себя дрянное ощущение... но как-то тихо вокруг.