Ксифора скривилась, когда Гермиона предположила, что амазонки могут ложиться под персов, и нахмурилась, когда освобождённая пленница упомянула о том, что Пентесилея ставила под сомнение её авторитет, но затем пожала плечами.
- А, какая разница? Всё равно я, может быть, не вернусь из этого похода. Если эта сучка захочет занять моё место - пусть попытается.
Наконец, амазонки и их вчерашняя пленница добрались до дома, где квартировали амазонки, - дом прежде принадлежал кому-то из богатых горожан, а сейчас рабы и домочадцы испуганно жались к стенам, втайне возмущённые тем, что бесстыдные амазонки, не ведающие скромности, вторглись в их дом. В главной комнате Пентесилея и ещё несколько знатных амазонок (знатных амазонок можно было отличить по богатству золотых и серебряных украшений) слушали молодого кифареда, певшего о Троянской войне и участии в ней царицы амазонок Пентесилеи (судя по их взглядам, юноше позже предстояла долгая и жаркая ночь, и он не знал, к добру это или к худу). При появлении царевны амазонки обернулись к ней, и Пентесилея взглянула на Ксифору с насмешкой в глазах, Ксифора же властным жестом приказала кифареду замолчать и заговорила:
- Персидский хазарапати выслушал пленницу, которую мы... мы вчера захватили в плен и нашёл, что она не спартанская шпионка, а оказалась в храме Аполлона в то же время случайно, - амазонки удивлённо переглянулись, а Пентесилея усмехнулась. - Это моя ошибка, и я понесу за неё ответственность. Однако Пентесилея, дочь Филомахи, самовольно, не имея на то права и вопреки моему приказу обратила свободную женщину в рабство. И это её ошибка, и она понесёт за это наказание.
- Чт... - насмешливое выражение тут же слетело с Пентесилеи, и слова застряли у неё в горле. - Это твоя ошибка! Ты не вправе наказывать меня за свою ошибку!
- Я взяла в плен не того человека, и это моя ошибка, за которую я понесу ответственность, - спокойно парировала Ксифора. - Но ты обратила её в рабство, не имея на то никакого права и в нарушение моего приказа. За это самовольство ты будешь наказана... - Ксифора помедлила, оценивая тяжесть проступка Пентесилеи, - пятьюдесятью ударами розгами. И сверх того... - Ксифора обернулась к Гермионе, - во сколько ты оцениваешь свою свободу и свои волосы?
Пентесилея округлила глаза, только сейчас узнав свою недавнюю пленницу с новой причёской и в новой одежде, а затем уставилась на неё со злобой и негодованием.