Гаррет... Никогда не был особо умным. А систематический алкоголизм тому способствовал. Бывало, что ему не удавалось даже представиться с бодуна. Местами ему это даже нравилось: эдакая игра, "Как сильно ты сможешь деграднуть на этот вечер?". Обычно это добивалось либо вышеупомянутым средством, либо - пропуском нескольких "прямых" в голову.
Но деграднуть так, как это получилось сегодня, ему не удавалось никогда.
Когда Баркер превратился в папоротник, в его голове появились странные образы. Это были преимущественно смуглокожие, но иногда и вполне себе белые существа в золотых цепях и странных броках. Они качали головами, трясли руками, будто пытаясь стряхнуть прилипшие к ладоням куски гов... Ну вы поняли. И что самое странное: всё это делали, обращаясь к горшку с Герарретом, который стоял на какой-то сцене. И кричали при этом "Йоу" и "Каммон".
-Мужики, я больше не хочу быть цветком...-Сказал он, приближаясь к сокровищам химеры. Среди злата он нашёл какую-то цепочку, на которой висел странный амулет в форме символа $, и надел его.-Это страшно. Пока я был цветком, я даже стих сочинил:
"Представь картину: Росянке на лицо
Герань и папоротник брызгают пыльцой,
Или азалия, нежно шелестя листвой
Заглатывает огромный эвкалипта ствол"
Зачитано это четверостишие было каким-то излишне патетичным голосом и абсолютно без выражения. Бледнея на глазах, Баркер, дочитав-таки это "Произведение" сорвал с себя цепочку, истерично отбросил её обратно в кучу и поёжился от омерзения. После такой низкой поэтики даже Баркер чувствовал себя так, будто из того горшка вынули растение и обмазали следопыта землицей из него.
-Мужики, я не знаю, что это за стихотворение такое и знать не хочу.-Подытожил Баркер.-Но давайте не быть растениями. Давайте впредь творить что-то более великое.
С этими словами он призвал своего личного призрачного духа, исцеляющего путникам раны. Дабы творить что-то "Более великое" необходимо быть на ногах.