Бейкер замечает, как сплевывает на сторону его сержант. Жест в американской культуре вполне однозначный. Вон оно че! Гонор свой показывает, Мама-Утка. Ладно! Охренеть! Пишешь на человека представление, а он вон с тобой как. Вот от кого не ожидал. Хотя, что ему это представление? У него уже ведь бронзовая звезда имеется. За Италию, кажется. Ник читал его личное дело, как и личные дела всех сержантов своего взвода. Из них из всех Валентайн один остался не убит и не ранен.
Бейкер снова злится, но это хорошая злость, не бессильная, а придающая энергии.
— Да не, не останутся, — отвечает он танкисту. — От них же танк уедет, только когда смена придет. Все продумано! — и подмигивает Гоназлесу.
Солдаты грузятся. Пока все рассаживаются на танки, усаживают раненых в замызганных повязках и пристраивают непослушное в задубевших от мороза руках оружие, пока блаженно замирают на секундочку-другую у моторного отсека танка и самоходки, чтобы эти самые руки погреть, у лейтенанта есть минутка.
— Валентайн, на пару слов, — ловит он под локоток распоряжающегося сержанта. — Отойдем за деревце.
Достает из мятой пачки две последние "Лаки страйк", сминает ее и выбрасывает.
— На, держи. А, черт, чуть не забыл, у нас же тут светомаскировка. Ладно, по дороге с блок-поста выкурим. Ну, все равно, держи пока. Есть короткий разговор.
Ник закладывает сигарету под каску, за ухо, чтобы не потерялась.
— Я все вижу. И все понимаю. Ты, наверное, в гробу видал армию. Дембельнешься — вернешься в свой институт или что там у тебя было. Колледж? Пусть колледж, неважно. Я знаю, меня солдаты недолюбливают, и ты не обязан. Но армия побеждает не пушками и не танками — армия побеждает порядком. Чем от фронта дальше, тем он жестче, чем ближе — тем проще. Я не требую тут тянуться в струнку, проверять галстуки и прочую ерунду. Но военный порядок должен быть. Если офицер говорит "сделать", солдат отвечает "есть". А ты — ты не просто там солдат, ты СЛЕДИШЬ за этим порядком. Ты мой помощник. И все солдаты смотрят на тебя. Ты же, блин, Мама-Утка, как мать для них. Есть грань соблюдения порядка, за которой армия превращается в вооруженную толпу. То, как солдаты реагируют на приказ — и есть эта грань. Я тебя ценю, еще раз повторяю. Но, — До этого Ник говорит спокойно, но дальше делает ударение на каждом слове. — Не. Переходи. Эту. Грань. Так и тебе потом работы меньше будет, и мне головняка.
Может, так поймет. Утка же в глубине души глубоко гражданский человек. Но не глупый. Должен понять, что Ник не просто так к нему придирается. Что это важно, черт возьми!
— Ну что, прояснили? Поехали отсюда? — спрашивает он уже другим голосов и как-то вроде не по уставу, кивая в сторону БТРа, в который солдаты набились, как сардины в консерву. — А то личный состав замерзнет.