Я вхожу в пельменную, мягко спускаясь по ступенькам, которые уже забыли тяжесть моих ног. А ведь хорошее место это было. Душевное. Как там нынче говорят? Ламповое...
Немолод Александр Ярославович Маркин. И усталость с лица не исчезнет, даже если неделю он будет спать беспробудно. Старается он-я держаться молодцом, уверенно, надёжно, крепко. И взгляд у него-меня колючий, внимательный, острый не по годам.
Нюх Оборотня уловит от меня неплохой одеколон и совершенно мерзкий аромат табака, настолько ужасного, что такой бы в нынешний "беломор" не добавили. Он не просто мерзкий - он вызывающе мерзкий. Специально мерзкий. Не для Оборотня задумка - скорее, общая идея такая. Если уж травить себя, то самым жутким и мучительным ядом.
А ещё, быть может, если нюх Сергея действительно остёр, то уловит он нечто знакомое в запахе Маркина. Но из-за табака этого, да и "ароматов" пельменной, подробности разобрать непросто.
Быстрый взгляд по парню. Синяк. Олимпийка. Повязка. Впору тут же в уборную бежать - не там ли машина времени, на которой юнец прибыл из старых добрых 90-х? Вид Сергея полностью подтверждает слова Сказочника - и про проблемы, и про след кровавый.
— Маркин, — представляюсь я, на этот раз в живую. — Александр Ярославович. Спасибо, что пришёл.
И снова протягиваю руку для пожатия. Проверки ради. Посмотрим, что ты за птица - вернее, что ты за волк такой - Сергей Кравец.
Левая же ладонь, в перчатке не по погоде, висит спокойно, даже расслаблено. Чего напрягаться-то, верно?