Как упал в каюте, дверь подперев своей пушкой тяжелой, так и провалялся в забытьи целый день. Кошмары душили, болело внутри, мерзкий синьский старикан исколол всю душу - и как теперь, после этого, внимать мудрости конфуцианства? Когда такие пожилые вредители живут на свете и даже не думают о своих грехах задуматься?
Снилось Тецумори Сенрюдзаэмону странное.
Первый сон его был о том, будто бы он - не он, а какой-то варвар заморский, рыжеволосый, словно огонь его поцеловал. Ходит в одном коротком кимоно женском, даже без фундоси. Телом крепок (тут все было понятно), волосом обилен, выпить горазд, за один раз деревянный ящик стеклянной посуды опустошает. Вот только странный мир вокруг него. Город, пеплом покрытый, вместо снега - хлопья серые падают, будто на Окинаве. И тлеет зловещим на горизонте вулкан, будто глаз злой, наблюдает за каждым его шагом. И во тьме рыскали звери мохнатые, волки-неволки, шакалы-нешакалы, а какие-то другие твари, опасные и страшные. Бился с ними Тецумори Сенрюдзаэмон и побеждал, но все равно смотрел за ним тлеющий глаз вулкана и от того жуть пробирала. Вынес он из этого сна, что даже столкнувшись с неведомым, нужно встретить его лицом к лицу и дать отпор, сколько бы врагов ни было.
Второй сон его был о том, будто бы опять он - не он, а какой-то йокай. Телом хил, ростом мал, но сердцем силен и духом крепок (тут тоже все было понятно). И шел он по Пути, но такому, с которого не свернуть, ни назад обернуться. Словно бы Бусидо из невидимых, но крепких правил стало осязаемым и стоит лишь сделать шаг, как возмездие настигает неразумного. Шел он, Тецумори Сенрюдзаэмон, среди таких же как он, хилых йокаев, словно посреди Хякки яко, разве что следил за ними зоркий глаз с неба. И тот из йокаев, кто запнулся или же оказался последним, жуткой смертью умирал. Чувствовал себя самурай в этом сне беспомощным и слабым, но крепкий внутренний стержень помогал ему, подпирал будто бы длинный шест странника. Этот сон заставил самурая вспомнить, что каким бы слабым не сделали его увечья - дух его сломать нельзя и он поддержит его всегда.
Третий сон был самым страшным. Снилось ему, словно он - не он, а зверь на двух ногах. Царственный лев, с кудрявой гривой. Вот только не стоял он на страже храма и не нес службу возле императорских покоев, а был воином (тут все было понятно). Был у него меч, прекрасный и острый, орудовал он им очень умело. Разрубал этим мечом всех врагов, что попадались на пути: птиц железных; разумных макак, вроде тех, что грели свои красные зады в горячих источниках на севере; даже огромных и страшных жуков, если бы встретить таких вживую, то и не сносить головы. Столкнулся здесь Тецумори Сенрюдзаэмон, со страшной непреодолимой силой. Настолько немыслимо могучей и жестокой, настолько всеведущей и невероятной, что глазами ей служили небо и земля, вода и листва на деревьях. И чтобы победить, самурай верил только в Революцию и своих товарищей, с которыми они где только не побывали. Раз за разом нападали на них кошмары неведомые, раз за разом их боевая ватага выходила победителями, иногда небывало высокой ценой. Много доблестных героев погибло, много героических подвигов было совершено. И вот, в конце-концов оказались они в средоточии того самого зла, с которым боролись. И умер Сенрюдзаэмон. Словно наяву ощутил, как леденеют его члены, как замерзла его душа внутри могучего тела. Лишь сердце его продолжало биться вопреки, замерев последним. Вынес из этого сна Сенрюдзаэмон то, что каким бы ни был враг невероятным, Идею и Товарищество не победить. Лишь осознав это и проникнувшись, сможет он выполнить свою сакральную цель.
Очнулся самурай в поту. Ужасно хотелось пить, хотелось есть, подняться было так трудно и так тяжело, будто приковали его к земле цепями. Будто бы сел ему на грудь они и насмехался. Представив гнусную красную рожу, поднялся Тецумори Сенрюдзаэмон. Сначала сел, осторожно потянувшись. Потом встал, оперевшись на стену. Тяжело, но надо стараться. Как тот йокай, "улюк", чья жизнь с самого рождения была именно такой.
Оделся осторожно, взял свои мечи, вышел в коридор. Аккуратно отправился в сторону едальни, потому что много сил ушло на то, чтобы выжить после "лечения". Остановился, чтобы гравюру рассмотреть и понял - что-то не так. Тревожно было.