– Да, я плохо координирую свои движения. Но мой разум пока принадлежит мне.
Берглин в очередной раз вздохнул, глядя на Тарариалу, наверняка делая все еще хуже. Он понимал что вряд-ли какие-то его слова сейчас могут приняты за правду, поэтому замолчал и полез за пазуху, что-то доставая оттуда. Довольно долго возился, и один раз даже скривился, как будто укололся о что-то, и наконец извлек небольшой сплюснутый кусочек обсидиана почти круглой формы, диаметром может быть чуть больше чем три пальца.
Дроу смотрел на Тари, но при этом, старался не смотреть на небольшой кусочек камня с выгравированным на нем символом в центральной части, напоминающим смесь восьмерки и девятки из алфавита общего языка, как будто нижняя часть цифры восемь является верхней частью для девятки. На фоне угадывались очертания различного оружия, и маска, но они не были выделены так четко, как основной узор. На обратной стороне была булавка, судя по окровавленной игле – именно о нее дроу и укололся.
– Это... Это последний предмет, который связывает меня с моим Домом. Когда будешь считать что я доказал – спроси у меня мое полное имя и верни. В противном случае – избавься от этого куска камня. Возможно, коллекционеры купят это за неплохие деньги.
Темный эльф грустно улыбнулся, отдав поверхностной эльфийке Знак Дома, наверняка это первый случай в истории когда дроу добровольно отдал подобную вещь. Если она не встречалась никогда с дроу, и не слишком знакома даже по книгам и рассказам с коварством и прочими втрибутами его сородичей, то есть вероятность что она не осознает сколь важен для него этот резной кусок камня. В какой-то момент самому Берглину показалось что вместе с тем, как уходит из камня тепло, которого он набрал от тела, что-то уходит и из него. Как будто на живую отрезал часть себя.
Жаль что Дивид умер раньше времени – его баллада об этом жила бы гораздо дольше чем сам бард. Да за счет своих песен, сочиненных на основании событий из этого похода он стал бы богачом.
Наконец он сделал шаг назад, наверное не в силах отвести взгляд от эльфийки, затем другой, и, тряхнув головой развернулся и пошел прочь, на ходу вытаскивая почти пустой бурдюк из-за пояса и выбрасывая его в сторону. Затем настала очередь того, который был в рюкзаке. Почти полный кожаный сосуд дроу просто выронил себе под ноги и едва не споткнулся из-за этого.
«Сам себя подписал на боль и мучения. Глупый, глупый дроу. Не правы ты был, считая дураком Тодора, а им оказался ты сам.» Вновь улыбнувшись, неизвестно чему, Берглин вскоре расслабился – приятное блаженство от выпитого поглощало его, лишая четкости мыслей и сознания. Да, он старался все-таки думать к чему же приведет все, что получилось, но сила огненной воды была слишком велика для темного эльфа.
Дольше всего держалась лишь одна мысль:
«Тебе будет больно. Очень больно.»