Брать с мертвого Роб, разумеется, ничего не стал.
Ну как, ничего - деньги только ссыпал себе в кошель - так и так пропадут, да еду, воду да вино переложил в одну сумку - ту, что пленному принадлежала. Ну а деньги Роб и правда собирался вернуть хозяину, когда придет пора его выпускать. А ежели сбежит, так сам виноват.
Оружие, да тем более одежку мертвеца, кольчуги там его всякие - охотнику и в голову не пришло взять. Даже кисет с табаком, вспомнив про гнома, в руках повертел, но оставил. А то ведь выйдет он как есть заправский тать, что человека порешить готов ради пары добрых сапог. Да и мало ли, вдруг вещи приметные. Вообще странные это были наемники - снаряжение как на подбор, одинаковое. Даже исподнее, наверно, одного покроя, хоть Роб, конечно, и не проверял. Будто не головорезы-авантюристы, а вовсе даже солдаты - только шевронов не хватает. Наврал им этот шустрый тип, похоже. Да только пойди его проверь? Не пытать же его, в самом деле.
Кивнул молча на сумки седельные пленному - дескать, твое добро, тебе и тащить. Тот вроде как не возражал.
Ну и ладно. Взвьючили поклажу на крутые плечи наемника, глаза ему завязали, да и двинули потихоньку в сторону землянки.
Когда углубились в лес, Роб срезал хорошую, упругую вичку и от души приголубил оставшегося коня по заднице. Тому это, конечно, сильно не понравилось и он бодро рванул куда-то на север.
- Скачи, скачи, лошадка. Едрить тебя в дышло, - напутствовал его отбытие охотник.
Тоже глупость, наверное. Кони имеют дурацкую привычку возвращаться домой. Но вот не хотелось Робу резать еще одну скотину. Лошадок он любил. Да и вообще, любил всякую четвероногую живность куда больше, чем двуногую. Что, наверное, могло показаться странным при его-то профессии. Сам же охотник в том никакой странности не видел - так уж в природе заведено, что зверью должно друг дружку жрать. Его, Роба, и самого не раз чуть не сожрали. Зато врать и предавать живность лесная не обучена, так то.
А вот самому то господину Аркину, похоже, скоро врать придется.
Пока трупы ворочали да следы заметали, рыцарь все больше отмалчивался, но даже его усы, кажется, топорщились как то по особенному, недовольно. В молчании Борусы Робу чудился упрек. Ну а что ему ответишь? Охотнику и самому хотелось рвать рубаху на груди и орать - ну не хотел я, чтоб так вышло, блядь! Ну а толку. Кому повиниться то - мертвецу? Так ему все равно уже. Лежит себе, не потеет. Не встанет уже, не скажет: "А, ну раз не хотел, то другое дело, приятель." Просто так вышло - стало в мире на одну вдову больше, потому что у одного охотника шалят нервишки. Прямо как в бардовской побасенке: "Приехал как то Роб Аркин в Эссембру, чтоб репутацию свою поправить у людей. Парабим-парабам-парабум! И все у него получилось - он нынче не Роб Пьянчуга, а Роб Лиходей! У -ха - ха!" И припев: "От глотка - до мертвяка! Могила учит дурака!" И правда, смешно - уссаться можно.
Почти физическим усилием Роб отогнал от себя эти дурные мысли. Руки и так начали трястись, да и появилось внутри такое знакомое ощущение... Невыносимое ощущение пустоты, которую можно заполнить только вином. И все сразу станет хорошо, все станет правильно. Кто, как не заправский пьяница, знает как обманчиво это ощущение. И кто, как не тот самый пьяница, с такой готовностью каждый раз позволяет себя обмануть?
Роб скрипнул зубами. Нельзя, нельзя думать об этом. А думать надо, что дальше делать.
- Как в город то будем возвращаться, сэр рыцарь? - спросил он у Борусы. - Прав наемник то, стража ведь все видит - кто убыл, кто прибыл. Гавриков этих скоро хватятся, вопросы начнут задавать.