Атлай был обречен. Нога его распухла и поменяла цвет, рана сочилась гноем.
"Мы бились с шакалами, и ты закрыл меня собой. А теперь я жив, а ты уже спотыкаешься на ровном песке. Ты не жилец на этом свете, Атлай."
Вьюга поколебался. Он хотел было чуть отстать, чтобы тихонько заколоть коня и оставить его посреди пустыни. Скоро на поживу слетелись бы грифы, сбежались гиены и прочие твари. Там, на севере, это было нормально. Коней не хоронили. Но здесь?
А что если его съест другая стая шакалов, вроде тех, которые напали на братьев? Вьюга не хотел, чтобы они стали сильнее, пожирая мясо и лакая кровь Атлая.
На очередном привале, глянув на изможденные, голодные лица братьев он подошел к лейтенанту.
— Вождь, — голос был бесстрастный, сухой, как шуршание ветерка на гребне бархана. — Конь долго не протянет. Братьям нужно мясо.
А потом, когда отряд утром покидал стоянку, где вокруг костра остались разбросанными закопченые конские ребра и требуха Атлая, Вьюга отстал от остальных, прижал нож к груди и прошел спиной вперед от этого места десять, двадцать, тридцать шагов.
Потом повернулся и побежал догонять Отряд.
"Прощай, конь. Ты был хорошим товарищем. Ты не подвел. Прощай."
***
"Мешти. Еще одна дыра, на этот раз пожиже Джулага. Дальше будет хуже. В конце концов мы втроем с Шрамом и, например, Черепом, будем входить в деревеньку из трех домов. Будем ли мы все еще Отрядом?"
— Можно поискать следы караванов вокруг города, — пожал плечами Вьюга. — Война. Наверняка торговцы спешат укрыться в городе. Нападем на небольшой караван. Всех убьем. Потом переоденемся караванщиками.
Но он сам понимал ненадежность такого плана. У них ведь погоня на хвосте.
— Вождь, а почему бы нам просто не наняться к их правителю? Они воюют против хабурцев, мы воюем против хабурцев, и почему нам не делать это вместе? Лишние рты - да, но мы ведь не просто лишние рты. Мы даже такие, как сейчас, стоим сотни их тослстопузых ленивых стражников.
Вьюга замолк, чувствуя, что сказал непривычно много.