Гертруда еще сказала несколько слов, ничего не значащих и таких терпко-приятных. Но теперь уже Анчар настроился на общее дело, а они тянули его в горьковато-сладкое личное. И он только рассеянно кивнул на них, сделав усилие, чтобы не впитывать их в себя и не отвечать, как будто вынимал ноги из трясины, страшно соблазнительно пахнувшей ее волосами. Он только отметил, что она взволнована, но сейчас он не мог с этим ничего поделать, не мог даже позволить себе думать, что ее волнует, почему в ее голосе появилась нежная хриплость и звучит притягательная уязвимость, почему кажется, что она благодарит его не за перчатки и не за согретые руки. Надо было заниматься общим делом.
- Дубасов, судя по всему в Кремле сидит, дрожит за спинами солдат. Единого штаба восстания нет, но в боевых дружинах выделилось несколько сильных лидеров. У эсеров - Медведь, у большевиков - Лёнька и другие. Все объединяют усилия. Лёнька вот бомбу под общее дело выделил. А товарищ Кассандра, - кивнул он в сторону спутницы, больше не чтобы ответить на вопрос, а чтобы рабочие посильнее зауважали Гертруду, - вообще прибыла из Эстляндии нам помогать. Совет Рабочих Депутатов был арестован, но сейчас создается новый совет, федеративный. Я как раз застал, как обсуждали детали, от кого сколько людей, - Анчар старался отвечать четко, а не так, как ему утром сбивчиво рассказывал Деев, чтобы рабочие почувствовали в нем человека, который без нагана, а кое-что значит. - План? - Алексею стоило труда не признаваться, что плана нет. - План, товарищи, такой: взять войска измором. У них пушки и пулеметы, зато у нас - и оружие есть, и желание победить во что бы то ни стало. А вот с этим у них туго. Есть известия, что некоторые отдельные части отказались стрелять в рабочих. Скоро или не очень, но и остальным это надоест. Но главная угроза этому плану, как я уже сказал: что по железной дороге прибудут свежие войска, тогда и остальные воспрянут духом. Простому солдату этот бой не нужен. Но солдат ведь думает как? Ладно, я брошу оружие, отступлюсь, отдам винтовку восставшим или сам встану в их ряды. Но на мое место все равно придут другие солдаты, восстание проиграет, а меня за измену убьют потом. Лучше уж повоюю за царя, хоть кое-как, это лучше, чем умирать. А вот если показать, что нет, не придут другие, что их голос сейчас решающий, что за ними слово - быть свободными или быть подневольными палачами, тогда нетрудно догадаться, что солдаты выберут. Листовки солдаты берут неохотно, боятся, я сам видел. Наиболее надежный, лучший способ - взять Николаевский вокзал, показать, что они в Москве сами по себе. И посыпятся тогда солдатики к нам, как костяшки домино. Но собрать на вокзале большие силы - тяжело, во-первых, бульварное пока все же перекрыто, там свободно не пройдешь, а во-вторых, ослабляться во всех других местах тоже нельзя - если мы всех на вокзал, то и они тоже, и в генеральном сражении пушками и пулеметами нас разобьют. Вот так. Поэтому пока хотя бы - испортить пути.
Дальше он больше слушал.
Незаметно подошла Гера, сразу нестерпимо захотелось взять ее за руку, и Анчар разозлился на себя сам, не сверхчереховской, а вполне обычной злостью. И приказал себе больше не отвлекаться. Слушая разговор о цистерне он чувствовал, что тут назревает какое-то действительно большое дело. В него стоило вникнуть.
"Десять тонн керосина! Плюс пять кило динамита! Плюс дизельный двигатель на дрезине!" - подумал он. - "Да там же все разнесет к чертовой матери! Эх, предупредить бы товарищей, которые вокзал штурмуют, чтобы подготовились к взрыву."
- Слазайте все же проверьте, что точно керосин, - попросил он. "А то вдруг воды залили, а мы тут пляшем вокруг этой цистерны. Хотя какая вода? Вода бы замерзла. Уж точно молоко в керосиновой цистерне возить не будут. Может, масло? Или масло тоже рванет? А даже если и масло. Будет пожар. Солдаты - не пожарники, если вокзал сгорит - то это будет просто грандиозно, даже еще лучше, чем его просто занять".
Воображение подсунуло апокалиптическую картину, как дым и языки пламени вырываются из огромных окон главного фасада (стекла с жалобным звоном уже лопнули), а важная, построенная на века часовая башня испуганно, словно не веря, что пришел ее конец, продолжает старательно отсчитывать минуты гибели, а потом рушится вниз. И вся Москва оборачивается на восток, где вслед за неуместным зимой громом не вовремя встает багровая, жуткая, красно-революционная заря. А фигурки солдат, которых, как он только что говорил, надо перетянуть на свою сторону, мечутся в дыму и пламени, горят, вопят и катаются по тающему от нестерпимого жара снегу. Страшно. Что-то геростратовское было в этой фантазии, и смешно, по-мальчишески, на манер гимназистской дразнилки прозвучала мысль: "Герострат влюбился в Геру!"
"Неважно, - оборвал себя Анчар. - Надо попробовать. Не надо бояться. Еще, может, ничего и не выйдет. А предупреждать кого-то сейчас... можно время только потерять. Мы шли испортить пути, а не захватывать и уж тем более не жечь вокзал. Но что дадут испорченные пути? Состав остановится в километре от вокзала, вернется, чтобы выгрузить пушки на ближайшей станции, а войска с пулеметами сойдут здесь. А до вокзала все равно рукой подать. Пара сотен усталых, разрозненных дружинников не удержат даже один свежий полк. А так - есть шанс что-то стоящее провернуть. Если даже один шанс из десяти, что вокзал сгорит - надо попробовать. Если вокзал сгорит, то для правительственных войск это будет страшный удар. А кто поджог - это все равно не сразу выяснится".
В рассуждениях старого железнодорожника было много полезного. Анчар подумал спокойно, не отвлекаясь, как все организовать. Задача была новой, но аналитическим мышлением он обладал.
- Товарищи, - начал он. - План хороший. Давайте обдумаем. Во-первых, нужно точно знать, что это именно тот путь, который приведет на вокзал. А то сожжем какое-нибудь запасное депо - обидно будет. Во-вторых, надо придумать, как закрепить заряд на цистерне. Естественно было бы прямо на буфер примотать. Буфер куда-нибудь да ударит, так ведь? Нужно вот что учесть: Товарищ Зефиров, бомба не подорвется от тряски на стыках? В-третьих, как нам взять дрезину. Сколько на ней всего человек может поместиться и сколько у нас винтовок? Всех мы сразу одним залпом на едущей дрезине не срежем. Надо чтобы одна группа заняла позицию по одну сторону от дороги и стреляла поперек путей, а вторая - по другую сторону, и стреляла вдоль. Во-первых, так мы друг в друга не попадем. Во-вторых, группа, которая будет вести обстрел вдоль полотна, будет вернее поражать тех, кто на дрезине, если она будет ехать. А в-третьих, солдаты не будут останавливаться и принимать бой. Они постараются уйти, но у них инерция, тормозить долго, постараются проскочить на вокзал на полном ходу. Предлагаю, чтобы этого не случилось, что-то поставить на пути, ту же, скажем цистерну. Хотя нет, цистерну издалека видно, заподозрят. Или, не знаю, заблокировать пути как-то. Хоть, может, лом вкопать торчком - дрезина-то не паровоз. В общем, тут уже вам слово, товарищи железнодорожники, как специалистам в вопросе, - немного польстил он собеседникам. - Давайте только не хором, а по старшинству. Говорить надо быстро, четко, по делу - мы не знаем, сколько у нас времени до прохода дрезины. Давай, дядя Сажин, ты первый говори.