С помощью Кассандры удалось убедить помогать этих "вольных стрелков". А ведь правда, что это была за дружина? Кому она подчинялась? Алексею стало интересно.
— А вы, товарищи, и ваша дружина — вы какой же, получается политической платформы придерживаетесь? — спросил он прежде чем маленький отряд двинулся дальше.
Предстояло, наконец, хоть что-то дельное сделать за этот беспокойный, сумбурный, вздрагивающий день (не считая тех двух городовых, убитых в самом начале).
та мысль, что скоро прогремит взрыв, разворотит пути и задержит, хоть на немного, пребывающие войска — поначалу обрадовала Анчара. Но затем он услышал разговор о том, что вот если ямку - тогда да, а так, нет, даже и не покорежит пути особенно, если сверху бросить.
"А что мы там подорвем-то?" — подумал он с тоской. — "Ну, испортим, стало быть, метров пять полотна. И что же? Это, выходит, одна пара рельсов да десяток шпал самое большое. Подумаешь, велика важность! Если царские войска поедут на паровозе, так у них с собой и того, и другого будет в достатке. А даже если и не будет. Ну не разгрузятся они на самом вокзале. Эка беда! Пехота сойдет прямо тут да развернется в цепь. Состав отойдет до ближайшей станции и там разгрузит орудия. Какой смысл? Ну задержим на час, на два..."
Эти мысли вогнали Черехова в уныние — вся акция стала казаться плохо спланированным ребячеством.
— Мы потом найдем все-таки Ухтомского, — сказал он Гере скорее утвердительно, чем вопросительно. — Где сейчас Медведя искать? А со своими все-таки проще как-то.
Унылый пейзаж городских окраин только добавлял тоски. "Вот интересно", — думал Черехов, в который раз повыше поднимая воротник пальто. — "Как думают крестьяне, мужички наши. Они думают, чем богаче барин, тем лучше и мужикам. А ведь все строго наоборот — чем богаче эксплуататор, тем хуже живется беднякам. Вот кажется, столица, деньги, большой театр, хрустальные люстры. А рядом — вот эти вот халупы. И так — во всех странах, что у нас, что в Лондоне каком-нибудь, трущобы эти, как бишь их, Уайтчапель, так, кажется. Там, где Джек-потрошитель их этот девочек резал. Там же нищета небось еще похуже этой. И вот ведь что интересно. Не в бедности дело. Люди могут жить бедно, просто, но счастливо. Могут! А в нищете — не могут. Бедность — это просто отсутствие денег, материальных средств. А нищета — это механизм, система, когда работаешь-работаешь, а механизм из тебя все, что ты наработал, выжимает, как из мокрого полотенца. Сколько получил — столько и отдал, а работа твоя сверху отдана. Вот как это устроено. И чем больше у богачей денег, тем больше всего у них — заводов, земли, законов, помощников. Тем более сложная эта система и мощная, тем сильнее, суше она людей выжимает. Нищета — это огромное колесо, в котором люди бегают, бегают, бегают... А с одного бока стоит урядник и бьет по голове всех, кто выпрыгнуть попытается. А с другого бока еще стоит поп и говорит, что это, мол, так и задумано богом, так и надо. И самое страшное — когда люди сдаются и начинают верить. Что может быть в этом смысл и есть — побегать двадцать-тридцать-сорок лет в колесе да отдать концы. Что это честная, правильная жизнь. Это вот когда библию-то писали — это и было самое гениальное место, что, мол, по правилам живешь — и спасешься, и все у тебя будет хорошо, так хорошо, что даже описать это не беремся, сам додумай, что для тебя это хорошо. Так если задуматься, общественный договор — европейский, первый, он в этом был. Что вот давайте все верить, будто есть мерило, перед которым и бедный, и богатый — равны, и значит, этот самый порядок, при котором бедный не просто беден, а нищ, и ничего другого, кроме нищеты, его не ждет — это и не так страшно. Европа на этом и выехала, видать. И все земли прибрала к рукам, выдоила. Только вот в Америке, говорят, все по-другому — там и землю людям за просто так раздали, там и царя нету и не было, а главного их президента выбирают всей землей, там по-другому. Эх, жаль я не был в Америке! Посмотреть бы, как это у них все работает. Ну да, конечно, надо думать, не идеально работает. Там ведь тоже есть и капитал, и рабочие. И газету я читал про фальсификации, обман на выборах тех же. Но интересно, как они там живут, интересно. Есть ли у них такие вот трущобы? Эх. Господи, вот как можно это видеть, понимать, и не идти в борьбу, в террор, в революцию? Как можно не хотеть это все разрушить? И опять-таки, правы большевики, что системе систему противопоставляют, или не правы? Или же все-таки герои нужны, Прометеи, Гераклы с бомбами, тираноубийцы, как в древней Греции, были там такие. Время только и покажет."
Погруженный в свои мысли, Анчар и не заметил, как отряд подошел к искомым путям и послышалась стрельба.
— Товарищ Зефиров! — позвал Черехов. У него родилась мысль, быстрая, как молния. — Товарищ Зефиров! Вот, слышите, это на вокзале стрельба. Бомба ведь ваша. Вот вы и решайте, как лучше её использовать. Пути тут подорвать в одном месте всего немного, или идти на вокзал и там использовать для боя. И может быть там она решающее значение сыграет. А тут что... ну подорвем три метра путей. Задержит это, может, но ненадолго. А там все решиться может. Решайте, товарищ Зефиров.