Анчар понял, что погреться чаем, похоже, не удастся, и провел попробовал поднять воротник пальто. Воротник был поднят. Тут он несколько позавидовал каракулевой шубе молодой эстонской революционерке. Вот повезло кому-то во всем этом участвовать с комфортом. Ну, а может... может, наоборот — не повезло? Может, так оно даже лучше в плане закалки духа, так сказать. Кто не мерз и не голодал — разве может быть по-настоящему крепок?
А вот дело, которое заварилось, приняло немного не такой оборот, как он ожидал.
— Погоди, погоди, Медведь, — начал он. — Давай обсудим, хотя бы быстро, а? Это же важно — вокзал взять. Раз его еще не взяли, значит, там кто-то держится. От нас до Марсианина на Каретном версты, может, три, а до Николаевского все пять, и это через самый центр если. Давай пройдем мимо каретного и его людей с собой возьмем. Или пошли кого-нибудь туда. И может, если есть, патронов ему и правда подкинуть.
"Эх, связь бы какую... Интересно, есть среди восставших хоть один инженер телеграфист? Взять бы его да наладить. Хотя как тут наладишь. Такая чехарда."
Анчар вдруг ощутил приступ страха. А что если в этом бардаке всю революцию и того-с... профукают? А и правда, пришлют солдат на вокзал, какой-нибудь гвардейский полк или казаков тех же несколько тысяч! Да даже и не тысяч. Тысячу. Тысячу казаков, которые будут все по приказу делать быстро, уверенно, окружать, выкуривать... А у нас тут левая рука не знает не просто что делает правая, а вообще не уверена, что она существует, эта правая рука. Дружины только разрозненные. "Сто человек с винчестерами", только без винчестеров.
Анчару стало плохо, физически дурно, бросило в жар. Захотелось выпить стакан воды, такой холодной-прехолодной, чтобы зубы заломило, а потом подумать, как, чем он может помочь, как спасти?
"А я как идиот с утра радовался, когда мы на санях разъезжали да по городовым постреливали. Ой, дураааак, накокаинился еще, прости Господи! Это же серьезное дело. Это же революция. И главное, если не получилось, тогда что? Тогда все. Дадут второй шанс? Не дадут. Пересажают, перевешают, перессылают. Цензура, охрана, все свинцом, все гранитом. А вот оно растет живое, слабенькое пока, как росточек, а мы носимся вокруг как папуасы у тотема и револьверами размахиваем. Господи, что за идиоты!"
Увидев бутерброды, Анчар хотел схватить один и нервно слопать в три укуса, но вдруг спохватился стоящей рядом девушки.
"Стыдно!" — подумал он. — "Иностранка все-таки. Что она об нас подумает? Что она и так о нас думает?!"
— Постой! — задержал он Марусю. — Вы угощайтесь, не стесняйтесь! Небось не ели ничего. Неизвестно, когда следующий раз возможность будет. Ешьте! — последнее слово выскочило у него с жаром, как будто он приказывал Гере съесть бутерброд. — Меня зовут Анчар. Кстати, оружие есть у вас? Вы как, здесь останетесь, или с нами пойдете? Я бы остался на вашем месте. Вы же связной. Вас не должны схватить или подстрелить. ("А еще от вас там будет мало толку", — подумал Алексей.) А впрочем, если хотите идемте. Стрелять умеете сносно?
***
Анчару сперва показалось, что рабочих тьма тьмущая. Повсюду были лица, и лица, и лица, в основном ликующие, но были и насупленно грозные, и просто глуповатые, эдакие "слышь?! Чего происходит-то?" Разные были. Анчару они в основном не понравились, но, скорее, это было следствием его невеселых мыслей.
— Товарищи! — сказал Анчар хрипловато. — Братья! Товарищ Медведь назвал меня "заграницей". Я действительно приехал сегодня утром. Но я не заграница — я москвич. Товарищ Медведь хорошо говорил. Зажигательно. Но самое правильное, что он сказал — наше дело в опасности. Потому что загореться им мало, товарищи. Надо еще хорошо гореть, не как спичка, а как огонь в топке паровозной, в горне — сильно, жарко и долго. А для такого огня что надо? Порядок нужен и воля, товарищи. Если нету кочегара, который бросает в топку дрова, то огонь потухнет и весь паровоз остановится. А сейчас я хочу спросить у вас: кто наши с вами кочегары? Кто не даст нашему паровозу остановиться? Мы и есть те самые кочегары — Каждый для самого себя и для своего товарища! И я вас, товарищи, призываю к порядку. Радоваться — это хорошо. А только рано нам радоваться. Нам надо сплотиться и бить. И быть бдительными, поддерживать порядок. Вот кто сейчас в потолок выстрелил? Вот зачем он выстрелил? Что, лишние патроны у него есть? Каждый патрон сейчас, товарищи, на вес золота, каждый револьвер — дороже золота, каждая винтовка — сокровище! Берегите их! Не разбазаривайте, не расходуйте зря! Берегите сведения. Проверенные сведения сейчас стоят дорого. Слухи всякие наоборот — старайтесь пресекать. Слухи очень вредят нашему делу. Рассказывайте друг другу то, что сами видели, своими глазами. И время свое берегите. Не шатайтесь бесцельно. Ищите командиров, вождей, прибивайтесь к ним, ждите от них поручений, будьте под рукой. Паля в потолок и плюя в потолок, товарищи, царизм не победить! А с порядком, с бдительностью, с рвением — так победим! У меня все, товарищи.
"Коряво, наверное, сказал. Непонятно. Но уж как смог!" — попытался отогнать от себя тревогу Алексей.