Ротмистр так ротмистр. Алексей почувствовал, что видимо тут, в Нижнем, это был человек с очень дурной славой. Ну и ладно. Конечно, губернатор бы прозвучал мощнее. Но, с другой стороны... лучше погибнуть, взрывая настоящего злодея, без всяких, чем просто, как ребята, которых в Москве взяли недавно. Повесят, наверное.
Он вдруг понял, что совсем не успел по ним отгрустить. Слово такое вроде, женское. Мужчины разве грустят? Мужчины злятся, сжимают кулаки, мстят сатрапам... А он грустил, когда кого-то уже больше не было рядом. Пусто. Как ни мсти, не вернешь уже. Товарищи. Не все они были братьями. Вообще-то большинство не было. И многих он даже узнать не успевал. А некоторых и запомнить толком. А некоторые были вроде как в терроре, а на самом деле посмотришь поближе — свинья свиньей. Не жалко.
А все равно грустно. Когда теряешь много товарищей, чувствуешь себя стариком. Вроде и руки на месте, и сердце не саднит, и глаз острый, а чувствуешь, что, во-первых, мир как будто пустеет, а во-вторых, что сам ты... в общем, скоро. А это стариковское чувство.
Грусть.
Нет, к черту грусть. Не будет он в этот раз грустить. Взорвет тут за упокой их Трещенкова этого, и шабаш! И ладно.
Выпустил дым струйками из носа, затушил папироску. Ну и что, что они тут не понимают, чем губернатор важнее ротмистра? Зато в них есть желание действовать, а не разговоры разговаривать. Таких людей все меньше. Теория террора, конечно, утверждает, что за каждым убитым и гниющим на каторге человеком поднимется десять... Но из этих десяти пятнадцать будет говорунов и романтичных балбесов. И может, один, на полсотни, кто и правда может дел наворотить.
Выслушал, внимательно, что Лизавета Михайловна предлагает. Хотя какая она Лизавета Михайловна? Лиза. Пока что так. Потом, после ссылки, будут морщины и потрескавшиеся кожа на руках, будет Михайловна. И голос будет глухой, прокуренный. И зачем красивые женщины идут в террор?
Улыбнулся еле-еле для приличия на пассаж о машинистках.
Ладно, это все смешно, теперь надо точки расставить.
— Я прямо скажу, никаких действий, направленных на внедрение, специально предпринимать не нужно. Особенно топорно. Прикиньте сами: недавно было покушение, пусть и фиктивное, на губернатора. Этот ваш ротмистр, хоть и, я так понял, зверь, но не дурак. Он догадывается, что под прицелом ходит. Всякого человека, который попытается сразу и близко подобраться, проверят. Тут, чтоб внедриться, нужно ждать очень удачного случая, чтобы все естественно выглядело. А проще будет не самим внедряться, наниматься, а подкупить кого-то из мелких служащих. Это тоже опасно, но не так опасно. Тут если у вас нет зацепок, можно с комитетом местным связаться. Может, у них кто есть на примете из окружения. Может, из прислуги. Из работников. С нашей стороны — только наружное наблюдение. Это тоже опасно, потому что ротмистр ваш наверняка сможет просто филера на улице распознать. Можно про него справки навести в лояльной среде. Среди солдат тех же, возможно. Для этого нужна конспирация. Тут я полагаюсь на ваше знание города. Не в смысле улиц, а в смысле людей. Нужны профессии несложные, многочисленные, и с большой текучкой, и кто недалеко от его штаб-квартиры или дома время проводит. В Питере и в Москве, например, нанимаются извозчиками или лоточниками. Давайте думать, кто у вас это может быть? И кто из нас на эту роль хорошо подойдет. И еще. Если с комитетом будете связываться, что мы собираемся ротмистра взрывать — ни-ни. Никому. Все общими словами. Это важно!
Обвел всех глазами.
— Это очень важно. Провокатором может быть даже человек в прошлом проверенный. Так бывает. К сожалению.
Подытожил:
— Итого. Раз. Что мы о нем знаем и можем собрать из, так сказать, открытых источников. Где он живет в городе известно? Два. Какую помощь может комитет оказать. Три. Какое прикрытие для наружного наблюдения. Вот главные вопросы на данном этапе.
Подумал, склонив голову.
— И еще, наши ресурсы. В том смысле, что у нас шесть кило динамита. Сколько бомб мы сможем сделать и где их будем хранить? Хранить стоит в разных местах, чтобы если в одном найдут, в другом еще оставалось.
Стряхнул порывисто пылинку с рукава. Посмотрел на Лизу пристально.
— Вот такие вот вопросы, Лизавета Михайловна. Теперь, я думаю, всем стоит высказаться по очереди?