Утром Лиза все думала о вчерашней "встрече соратника". И бесконечно себя корила: "Вот тебе и опытный революционер! Вот тебе и глава отряда! Все, что можно было сделать не так, - все сделала! Ни о чем не договорилась с Шимозой - это раз. Никакой дисциплины в ячейке, сплошное самоуправство - это два... Он же ее в грош не ставит, этот "керосинщик"! Анекдот, а не летучий отряд!" - она ходила из угла в угол по своей светлой голубенькой комнате, залитой утренним солнцем, то и дело подходила к пыльному окну, машинально отщипывала листики у хозяйского фикуса. Это был признак крайней степени раздражения и беспокойства.
"Хорошо хоть племянник этот дурацкий подвернулся! А хороша бы я была, если б ушла с пристани с лицом обманутой невесты..."
Вдруг снизу, от реки, донесся колокольный звон. Лиза села в старое кресло, оно привычно взвизгнуло, и девушка словно очнулась. Мысли стали ясными - это злость их прояснила и успокоила.
"Ненавижу", - холодно подумала она про крестный ход. Толпа с харугвями живо представилась ее воображению. Каждый год одно и то же - медленно и хищно тянется людской хвост за попами и церковными старостами с иконами. Лица у чинов постные, у прихожан "со смыслом" - злые, у баб - пустые, белесые. И только там, где "хвост" размывается городской торговой толпой начинается разухабистое веселье - "вериги" баранок на животах, бездумные дуроковатые улыбки. "Чему вы радуетесь? Какой в вас смысл? Будто это вы наживете свои тыщи на Ярмарке, будто вам отдадут крохи с этого пира. Жалкие".
"Ну, будет. Нужно продумать план. Сейчас в город не надо. Но где-то нужно же поговорить. Лучше всего на пристани. А потом хорошо бы на открытие - посмотреть на "верхушку". И запомнить. И надо сказать этому..." - тут внизу хлопнула дверь - пришел Георгий. Лиза его встретила своим "специальным лицом": с детства она умела так искусно передать этот ледяной гнев олимпийских богов, что ее даже дразнили Панафиной. Лицо казалось каменным, безглазым, угрожающе равнодушным. Голос становился тихим, а губы бледными. И при этом - улыбка, как у кипрской Афродиты - отрешенная и пугающая.
- Ну вот что, Георгий Евстигнеич... Вы вчера позволили себе импровизацию. Находчиво. Но безответственно в крайней степени. Вы не учли важных факторов: это не Москва, тут подобные выходки привлекают внимание. В волости наша фамилия известна - отец хороший доктор, его знают. Я несколько раз была под следствием, меня тоже знают именно что по фамилии. Во вторых, здешняя охранка работает на совесть. Мы же вчера говорили об осторожности. Вы таким образом ее поняли?! - Лиза повысила голос на пол-тона, но показалось, что она вбила металлическую плиту в землю на аршин. Увидев, как Шаховской открывает рот для ответа, Лиза вдруг мягко добавила: "Я не для того говорю, чтобы Вас пристыдить. Я сама виновата, что не обсудила с Вами деталей. И впредь я буду осмотрительней. А Вы, если задумаете что-то сделать на свой лад, обсудите со мной. Нам необходима жесткая дисциплина. И я за Вас отвечаю и за результат перед товарищами. Так что, будет по моему". - И посмотрела на Шимозу чуть ли не ласково.
- Теперь к делу. Познакомились? Что поняли про товарища? Где поселили?..