- Идемте на пристань, Георгий Евстигнеевич... - откликнулась Лиза со вздохом. Ей хотелось еще посмотреть на закат, никогда она не могла вдоволь напиться этим янтарным виноградом вечернего света. Но нужно было идти, упустить "человека для нашего дела" нельзя. Да и напряжение рядом с Шимозой росло: Лизу уже раздражали неловкие паузы, которые то и дело возникали в разговоре с этим угловатым, насупленным, как подросток, мужчиной.
Пока спускались по выцветшей до белизны деревянной лестнице, Панафигина думала о том вечере у отца, когда познакомилась с Шаховским. Он сразу ей не понравился, этот зеленоглазый красавец, - коренастый, основательный, медленный, словно охотник из книжек Джека Лондона. И сразу же она заметила, как взбухает у него на лбу крупная жилка, каждый раз, как она к нему обращается. "Невростеник", - подумала Лиза. - "Не глупый, но неприкаянный, не умеет ничего, и учиться не хочет..." Они поужинали все вместе, говорил, в основном, отец, обрадованный гостями. Подали чай с блинами и варением. Медленно тянулось время, но вдруг Георгий упомянул о том, как привозили к ним в Ново-Екатерининскую больницу, на кафедру Остроумова, городовых и охранников, после очередного неудачного покушения на московского генерал-губернатора. Упомянул к слову, речь шла о новых методах борьбы с аррозией сосудов в гнойных ранах... Но Лиза увидела, как переменились внезапно лица собеседников: Шаховской, рассказывая, вдруг вышел из своей "спячки", глаза его заблестели, он возбужденно говорил о самом событии, называя его многозначительно "Де-ло". Он и позабыл уж, кажется, о медицинских вопросах, и даже румянец проступил над его великосветсткой бородой.
А отец, напротив, побледнел. Кажется, у него пересохло во рту, и он суетно начал подливать себе кипяток из самовара, пытался пить, обжигался, опять суетился и все бросал на Лизу обеспокоенные взгляды. Лиза встала из-за стола и подошла к окну, чтобы не видели ее улыбки. "Ах, вот ты что такое! - думала она с радостью, - "Ну, голубчик, ты удачно в гости приехал. Будет тебе "дело"!"
...Через полчаса Михаил Борисович "спекся" - предложив Георгию остаться на ночь и распорядившись Паше, где его положить, он отправился спать. А Лиза и гость задержались за столом. Как только дверь за отцом затворилась, Лиза чуть наклонилась вперед через освещенный стол к сидящему в темноте Георгию:
- Я Вам чаю не просто так подливала, Георгий Евстегнеевич. Давайте прямо и без ерунды. Вы ищете дело? Вы знаете мою репутацию?
Георгий и сам подался вперед. Но не ответил прямо, а только кивнул. И видно было, что он робеет Лизы, но в решении своем не сомневается.
- Хорошо. Что Вы умеете?
Решимость сменилась растерянностью:
- Умею? Ничего... Но я...
- Вы же химию знаете? - перебила Лиза.
Шимоза опять кивнул. И на этот раз догадка озарила его лицо. Он улыбнулся в бороду:
- Ооо, я Вас понял! Да, Елизавета Михайловна, да! Я многое про это знаю! Я давно...
- Понятно, - усмехнулась Лиза в ответ, - Вы вот что... Идите спать. А через неделю поговорим. Мне обдумать все нужно.
Так все и решилось. И поговорив с Набрековым, вызвавшись в организаторы, Лиза принялась планировать.
Но занимали ее не вопросы техники, не команда, и даже не просто выбор жертвы. Думала она про последствия. Про то, как само дело, его обстоятельства, повлияют на общественное мнение. Что скажут в правительстве, чем может ответить царь? Что напишут в прессе? Запустит ли оно новую волну войны? Надо, надо, чтобы запустило!
Надо, чтобы непременно все распознали цель - месть за Думу, за произвол, за трусость власти. Как этого добиться? Просто "взорвать городового или пристава" - нет в этом ничего замечательного. Это и за личную месть теперь стали выдавать. Нужна фигура, чья насильственная смерть будет понята однозначно. И пока "кандидата" у Лизы не было. А был лишь трепет. Ей хотелось не просто действовать, ей хотелось быть полезной. Да чего греха таить? - ей хотелось быть лучшей, хотелось совершить нечто неординарное. И хоть в глубине души она стыдилась этого порыва к власти и славе, понимала, что такое тщеславие до добра не доводит, а только подвергает всю затею излишней опасности, лихорадочное возбуждение Лизу не покидало.
Только сегодня, накануне приезда нового члена отряда, она вдруг выдохнула. Все стало обретать черты реальности. Вот сейчас приедет опытный революционер, и вместе все хладнокровно обсудим, все решим, - думала Панафигина утром.
А теперь, настояшись под речным ветром и закатным солнцем, намолчавшись с Шимозой, нафантазировавшись о подплывающем незнакомце, и почувствовав жар на щеках, Лиза снова немного заволновалась...