Немецкого корректировщика не назовешь гением — особняк почти не страдает. Правда, Ник уверен, минометами его можно колупать очень долго. Вот были бы на той сторони стопятимиллиметровки... Три снаряда — и получившейся груды строй-материалов хватит на коровник.
Но все равно страшно. Все равно Ник не пялится в бинокль, а вместе с Уткой прячется за диваном — они сидят, скорчившись, и закрыв друг другу шеи руками, будто обнявшись. Плевать, как ты выглядишь, когда с пасмурного неба одна за другой тебе на башку сыпятся восьмифунтовые железки, в каждой из которых по три фунта литого тротила или аммонала и взрыватель, чувствительный, как нежная барышня.
За стенами грохает, бахает, гремит, осыпается, звенит выбитыми к чертям стеклом. Осколки испещряют снег оспинами и уродуют стены. Живот крутит от нарастающего свиста, а свист нарастает каждый раз. Потом ба-бац! — и отпускаает, но уже опять нарастает свист. Свист — и разрыв, свист — и разрыв, свист — и разрыв, свист — и разрыв, свист — и разрыв, "да хватит уже!", свист — и разрыв, свист — и разрыв, "это кончится уже?!" — но и дальше свист — и разрыв.
— Ой! Ой! Да ладно вам! — не выдерживает пытки Ник, ворчит. Это можно понять и как "да ладно, устал уже от вас, приходите сами" и как "да ладно, откуда у вас столько мин?"
Словно в ответ на его фразу, канонада стихает, внезапно сменяясь глухими хлопками дымовух.
Бейкер отряхивается от нападавшей сверху штукатурной пыли. Вроде, пронесло пока. Вдруг опять
— свист и грохот. Да что ж такое!!!
Ник выпрямляется в полный рост.
— К бою! Занять позиции у окон! Не высовываться. Не стрелять. Огонь только по команде!
А издалека, из-за леса, доносится дробный, деловитый стук пулемета. Заливистый, длинный, уверенный. Вроде бы. Это хорошо! Только уж больно густо кроет, так за пять секунд ленту всю высадит. Но, возможно, с позиции ему там виднее.
Ник бросается к стене, пережидает очередной взрыв и пытается осторожно выглянуть наружу. Хоть одним глазком глянуть. Что там? Что там?