Хорхе
Орасио кивает. Он согласен. Он рад, что ты его понял.
Поляк же понимает тебя не сразу.
— Там, в Польша — даа. Здесь — нет, — немного виновато говорит он. Высылают. Опасно.
Тебе кажется, что он даже немного съеживается под твоим взглядом. Видно, как ему неловко. Чтобы подбодрить себя, он выпивает еще стопку.
Соль
Не успеваешь увидеть, как танцевал брюнет с рыжей. Когда твой взгляд находит их, они уже прощаются. Что-то говорят друг другу. Но судя по их лицам — оба довольны. Довольны не в том смысле, что "все нормально", а в том самом, танго-смысле, что нашли что-то свое, особенное.
Но кроме них на танц-поле еще достаточно пар — мелькают каблуки, задираются платья, шлифуют паркет подошвы. Красиво. Как ни крути, танго — это коллективное таинство, и в нем есть что-то от храма, от общего ритуала. Нет скучных догм, нет бесконечных запретов, людей, следящих, чтобы все соблюдалось от и до. И все-таки этот танец не такой, как другие — при всей приземленности своих истоков, при всей откровенности объятий, он посвящен тому, что глазами не увидишь и руками не потрогаешь.
Вот дама в летах, с достоинством и безуминкой в облике, приникает к молодому военному. Вот седой иностранец обнимает юную девушку. Вот волнительно оголяет бедро гордая и независимая блондинка — видят все, но ты уверена — это для одного. А нескладная на первый взгляд высокая тангера выплетает каблуками фантастическое кружево. Каждая пара — отдельно, но сумма этих пар дает нечто большее. Марево волшебства. Взрослого волшебства, не из детских сказок.