Музыка в очередной раз смолкает. Певцу нужно чуть-чуть отдохнуть — и от напряжения связок, и от драмы. Если трагедию выдавать беспрерывно, она превратится в фарс.
И оркестр дает вам тоже опомниться от накала страстей: дирижер что-то говорит, бандонеонист смеется, подмигивает своим коллегам, притопывает ногой по паркету. И — звучит милонга!
♫
ссылка Ricardo Malerba — Mariana "Марьяна" Малербы веселая и свежая: не выхолощенная милонга конца двадцатых, но и не безудержная панибратская история "плохих парней" от Ди Сарли. А такая — озорная, быстрая, но при этом не суетливая, а как будто кто-то очень ловкий тонко изображает суету. Скрипач теперь больше отдыхает — словно в качестве компенсации за последнее танго. Зато пианист с бандонеонистом отрываются на славу! Один инструмент заигрывает с другим, клавишные трели то бросаются навстречу, то будто немного отбегают прочь. Но если в танго бандонеон был настойчив, силен и страстен, то здесь он — развязный и быстрый, обидчивый и отходчивый, и вместе с тем несерьезный. Пальцы летают по клавишам и кнопкам, ноты сыпятся, словно из мешка.
Уж пол мелодии проиграло — а тут и Медина вступает. Лицо его становится чуть насмешливым, как будто он сейчас расскажет шутку. А песня — про гулянья, маскарады, шампанское и табак, про то, как веселятся в центре и в предместиях, и еще — про женщину, забывшую о своем прошлом. Про то, как меняется мир, но веселье — веселье остается!
И это ведь тоже танго, если вслушаться, пусть и с другим ритмом и размером и даже с другим настроением. Как будто у серьезного и глубоко чувствующего человека есть непутевый братец, игриво перебирающий ногами. Ни грамма трагедии, ни намека на несчастье, легкий напористый мотивчик — ведь это музыка конца рабочего дня, пусть творчески переработанная Малербой. Под такое не хочется чинно танцевать — под такое хочется отплясывать! Притопывать ногой, делать короткие быстрый пробежки в несколько шагов, чтоб в каждом из них полыхало веселье.
Милонга — ты чудо!
И голос певца звучит легко и привольно, и фортепьяно бьется, словно кровь в жилах, а бандонеон поддает жару. И паузы, в которых замирает сердце вместе с шагами.
Последний ускоренный такт — и все!
После небольшой паузы музыканты начинают играть снова, но с первых нот становится ясно, что это — совсем другая музыка. Серьезное, "мужское" танго. Даже лица у них совсем другие, а Медина и вовсе опустил голову, ожидая места, где ему положено вступить.
Это танго "Три друга", и среди других слезливых, ностальгических и надрывных танго оно звучит, возможно, несколько пресно, но зато очень жизненно. Ведь время стирает не только старые улицы и кварталы.
♫
ссылка Ricardo Malerba — Tres Amigos И все же это песня о настоящей дружбе. И поэтому между тоскующих раскатов скрипки и неровных, словно пошатывающихся аккордов бандонеона просачивается теплота. О других временах. О тех, кого нет рядом, но кто всегда в сердце.
Медина поднимает голову, окидывает взглядом зал и поет.
Со страниц той книги старой,
Что зовется моей жизнью,
Не могу забыть о них я,
Вспоминаю день за днем.
Три товарища, три друга
По забавам юных лет.
Замечали нас на Юге,
Где без страха мы ходили,
А теперь уж больше нет.
Где теперь ты, Панчо Альсина?
Где теперь ты, Бальмаседа?
Жду напрасно вас обоих
На углу том самом нашем
Никочеа и Суарес:
Никого здесь нынче нет. В этот раз его голос чист и осторожен, чуть трепещет, чуть хмелеет от сильного чувства, потом снова забирает выше, становится спокойнее. Бандонеон и скрипка отвечают ему серьезными проигрышами. А он задумчив, словно сам где-то там, в прошлом, со своими друзьями. Вроде, и лет ему не так много. А вот сейчас-то не скажешь.
Старожилы спросят: "Кто же
Трио то разбил на части?"
Ну а я лишь помню, словно
Было все это вчера.
Вы спасли меня от смерти
В стычке яростной в Портонес,
Где бедняк развлечься рад.
Отплатил я вам в Барракас,
Мы хранили узы дружбы,
Видели везде нас вместе
Враг и друг, и стар, и млад.
Эх, ребята, что же стало,
Как же жизнь нас раскидала?
Одинокий я ваш брат. Песня заканчивается, Медина опускает глаза.
Музыканты смотрят на него, кивая несколько раз, легонько стукают по инструментам пальцами и смычками по инструментам — "да, все так", говорят их жесты. Это хорошая песня. Не у всех случалась любовь, не у всех была трагедия, а вот такое — тоска по юности, по тем, с кем делил тогда и хлеб, и бутылку каньи, и удары ножа — это было почти у всех, кому сейчас под сорок.
Малерба приводит их в чувство.
Медина, между тем, говорит в микрофон:
— Дамы и господа! Большое спасибо, что пришли сегодня! Надеюсь, вам понравилось! Сегодня я спою вам еще один раз, а после этого для вас будет петь мой коллега, замечательный певец Роберто Майда! Давайте поааплодируем ему!
Человек средних лет, на вид чуть постарше Медины, только что появившийся в зале, встает из-за столика и с улыбкой раскланивается.
Майду хорошо знают, он часто выступает по радио — и зал взрывается апплодисментами. Особого сюрприза здесь нет — это один из "штатных" певцов Малербы. Но тем не менее, почему бы и не поприветствовать его?
— Спасибо! А теперь мы хотели бы исполнить для вас танго, которая называется "Никаких". И... я хотел бы посвятить его одной из наших гостий. Синьорита, я, к сожалению, не знаю, как вас зовут, но я хочу, чтобы вы знали, что это танго я пою для вас!
София, смотрит на тебя.
Снова апплодисменты, легкий поклон. Едва заметный неодобрительный взгляд Малербы на певца: "Много на себя берешь." Ответный взгляд Медины: "Да ладно тебе, старина!" И все, им некогда фехтовать взглядами, надо работать.
♫
ссылка Ricardo Malerba — Ninguna Бандонеон вступает нежно и грустно, но энергично. Скрипка добавляет трепетной тоски, а фортепьяно оттеняет ее своими мягкими, но настойчивыми аккордами.
Несколько тактов инструменты перебрасываются ритмическими рисунками, и становится понятно, насколько филигранно сыгран этот ансамбль. Точно, выверенно, метко, вовремя — разыгрались на славу.
А потом, без пауз, лишь с коротким, незаметно прдшествующим ему пам-пам, вступает певец.
Для тебя открыты двери
Пианино помнит руки,
Зеркала, столы, картины —
Голос твой хранят в себе. Его голос сладок и бережен, он упруг и легок. Он по чуть-чуть, по ноте добавляет страсти, как по капле падает яд в бокал с вином.
Смотрит на тебя, и не поймешь, то ли серьезен, то ли нет. Но текст настолько возвышенный и настолько трагичный, что кажется, это не может быть всерьез, в жизни, только на сцене. Или нет?
Грустно жить воспоминаньем,
Шепчет дождь, меня терзая,
Словно хочет мне напомнить,
Сердце плачет о тебе. Фортепьяно рассыпает трели между куплетами, дает простор для ног, для красивых движений, для украшений. Легкие, не затяжные паузы. Как хочешь, так и читай их — как что-то значительно или просто: прижаться друг к другу — и дальше.
А Медина все поет. Это короткое танго, и оно близится к концу. Он уже разошелся, пение льется, как тот самый лунный свет, как душистый аромат в ночи. И вот — рефрен.
Не будет такой как ты! И никаких не будет, знай!
Твоя кожа — магнолия под луной.
Твой голос — шепот, согревавший любовью.
Не будет ничего. Все умерло, когда ты сказала "Прощай"! И при слове прощай, он зажмуривается, как от сладкой боли. Финал.
— Дамы и господа! Синьорита! Я благодарю вас за внимание и желаю хорошего вечера! Для вас пел Орландо Медина!
И после этих слов певец, раслканившись, уходит со сцены.