Эстер Бейли
Вы выходите на танцпол. Точнее, он выводит тебя на танцпол, кивая кавалеру из приближающейся в танце пары, чтобы тот дал вам пространство. Хотя места достаточно и без этого. Это те мелочи, о которых тебе, как леди, знать не обязательно, какие-то чисто мужские ритуалы.
Оркестр уже играет, но мужчина никуда не торопится. Наверное, как ты уже заметила, бросаться в танец здесь особо не принято. Когда начинает играть очередная мелодия, пары немного стоят в объятии, как будто настраиваясь друг на друга. Исключая, конечно, самых нетерпеливых.
Но вот он поднимает руку — раскрытая ладонь в приглашающем жесте. Ты успеваешь заметить, что улыбка на его лице стала спокойной, немного даже грустной. Успеваешь — потому что в следующий миг он мягко приникает к тебе. Приникает к твоей спине его ладонь: да, ты чувствуешь обнаженной кожей, как она плотно ложится на лопатку. Приникает его грудь к твоей груди, и в пространстве между телами вдруг не оказывается места ни для кокетства, ни для чопорности — нет там этого пространства. И даже щека его приникает к твоему лбу. Ты чувствуешь гладкую выбритость подбородка, чувствуешь ненавязчиво, но отчетливо слышный запах парфюма, с какими-то пряными нотками, и запах чистого воротничка и чистой кожи. И понимаешь, что все это в сумме, и еще что-то неуловимое вдобавок — запах мужчины.
Объятие. Ты словно картина в рамке. Словно мороженое в вафельном стаканчике. Вся странность момента — в том, что вообще не очень-то прилично обниматься вот так при всех. По крайней мере, было, когда тебе прививали основы этикета. И в то же время, странная уверенность — что это-то и есть самый удобный и самый... подходящий способ перемещаться вдвоем.
А мелодия уже разворачивается, поет о чем-то по-испански певец, короткими трелями аккомпанирует пианист. И твой кавалер, будто бы с сожалением, на мгновение прижав тебя чуть сильнее, идет вперед. Прямо в тебя. Мягко, нежно и неотвратимо, и ты идешь просто потому что нельзя не идти, если делать что-то вместе — то идти туда, назад, спиной вперед, в неизвестность.
И оказывается, что... нет ничего сложного. Вообще ничего. Вы просто пара и идете, как единое целое. Ты чувствуешь все. Ничего сложного не происходит, просто шаги, плавно-стремительное перетекание из одного места в другое, замирание, когда этого хочется (а тебе хочется — ведь ты разбираешься в музыке и слышишь все паузы). Спокойное, неторопливое, нежное движение. Даже бережное. Это длится недолго, кажется, что слишком быстро. А потом — завершение: мягкое, словно перышко опускается в луче солнечного света. И в сааамом-саааамом конце, прежде чем пушинка уляжется на землю, твой кавалер как будто делает вас обоих тяжелее, устремляет вниз, к полу, выписывает твоей свободной ногой широкий, большой полукруг, словно разбежавшийся по музыкальной глади от прикосновения каблучка.
Можешь просто насладиться моментом — оно того стоит. Или обыграть — так чтобы он понял... а то понял, что ты захочешь ему этим сказать.
Вы еще немного стоите, обнявшись, чувствуя друг друга. Снова запах. Потом твой партнер так же осторожно, как приникал к тебе, отпускает тебя. Это даже не хочется назвать словом "отстраняется".
— Меня зовут Хосе Мария. Для друзей ХосеМа, — говорит по-английски. Кстати, с очень небольшим акцентом. Можно ожидать, что сейчас начнется обычная светская болтовня. "Вы, наверное, из Англии?" Но нет. Звучит всего одно слово.
— Еще?
На этот раз — без улыбки. Он очень ждет твоего ответа.